Марина Алиева - Жанна д'Арк из рода Валуа

– Я не уверен, мадам, – изображая, то ли смущение, то ли смиренную терпеливость, пробормотал Ла Тремуй. – Я ни в чём не уверен. Ни в чём. Потому что несу тяжёлое бремя ответственности перед моим королём и не могу позволить себе, так же благодушно, как вы, принимать на веру то, что требует тщательной проверки.

– Но девушка уже произвела впечатление на Карла Лотарингского, не говоря уже о коменданте Вокулёрской крепости.., – тут мадам Иоланда впервые обратилась прямо к Шарлю, – Единственной крепости в восточных областях, которая сохранила верность вашему величеству. Неужели преданная служба её коменданта не стоит того, чтобы эту девушку хотя бы принять, как он того просит?!

Шарль, набычившись, взглянул на герцогиню.

– Господин де Ла Тремуй служит мне так же преданно, – раздельно выговорил он.

И лицо мадам Иоланды потемнело…

Шарлю не нравилось всё, что здесь происходило.

Ему надоело разрываться под фламбержем 13, который ковали своим противоборством «матушка» и первый советник. И вообще надоело быть этаким, словно неодушевлённым «яблоком раздора». Слава «Буржского короля», при всей своей унизительности, представлялась ему вполне верной, а эти двое не давали никакой возможности доказать всему миру обратное!

Да, не следовало так унижаться и каяться десять лет назад, после убийства герцога Бургундского. Сожалеющий взгляд «матушки» до сих пор стоял у Шарля перед глазами. И, чем более явными становились признаки того, что Европа обо всём забыла, тем более раздражающим становился этот взгляд.

«Я не прежний ребёнок», – твердил себе дофин. Но стоило мадам Иоланде появиться рядом и заговорить неважно о чём: о политике ли, о делах ли при дворе или о его собственной семье, как что-то внутри непроизвольно сжималось, признавая, что права, права, она снова во всём права! Её советы всегда действенны, помощь существенна, и всё бы ничего, кабы не это сожаление, застрявшее во взоре! Его отголосок Шарлю мерещился теперь у всех – у Дю Шастеля, у Ла Ира и даже у собственной жены, которая говорит, что сочувствует.., всегда сочувствует, а на деле, наверняка, сожалеет так же, как и её мать! Недавно Мари спросила, почему Шарль с ней больше не нежен и в первое мгновение он смутился. Но тут же снова увидел… А потом почти прокричал:

– Я теряю королевство, мадам!

И в ответ услышал:

– Я сожалею…

А этим сожалением, чёрт его раздери, Шарль сыт уже по горло!

На том мосту, где он отдал приказ об убийстве герцога Бургундского, на него смотрели с ожиданием и надеждой. И никаких сожалений или сочувствий, потому что правителя нельзя жалеть или осуждать!

Вот Ла Тремуй – он всё понимает, хотя и пройдоха, каких мало. Но, может, потому всё и понимает, что пройдоха? В любом случае, его настороженное ожидание Шарлю куда милее всех сожалений и сочувствий. Он прекрасно осознаёт, чего ждет Ла Тремуй – его монаршей милости. И это приятно! Это, как раз то, что поднимает «Буржского королька» до положения короля!..

А взгляды, которые дарит Катрин де Ла Тремуй, вообще одурманивают до самозабвения!

С некоторых пор Шарль вдруг начал находить особую прелесть в этих нагловатых, как вызов на турнир, и таких многообещающих взорах! Дарила их не одна только мадам Катрин, но и некоторые фрейлины при дворе его жены. Красивые дочери знатных семейств… Мог ли прежний, забитый мальчик мечтать когда-либо о таком внимании? Это не постное сочувствие Мари – это преклонение перед властью и силой, которое он так часто наблюдал в женщинах во время турниров, и которое, словно хорошая свита, в той же мере необходимо королю, в какой не нужны ему порицание и жалость…

«Я не прежний ребёнок!».

Однако, когда известие о «селёдочной битве» дошло до Шинона, он целую ночь просидел в своих покоях, дрожа от страха. Казалось, что прямо утром к замку подъедет другой гонец, уже с английскими леопардами на камзоле, и объявит, что Орлеан пал…

«Матушка, матушка, спаси меня!», – всхлипывал Шарль, зарываясь лицом в подобранные к подбородку колени.

Ах, если бы она пришла, как раньше! Или, хотя бы прислала к нему Танги… Преданного Танги, который спас его когда-то из захваченного Парижа…

Но утром никакого гонца не было, а мадам Иоланда была слишком занята – писала какие-то письма и всё совещалась, совещалась, совещалась… Пришёл только Ла Тремуй. И снова предложил мирные переговоры с Бургундцем, говоря, что это хоть какой-то путь к спасению.

Не самый лучший выход, учитывая все обстоятельства, однако, на фоне ночных страхов, это действительно привлекало…

– Да, да, да! – закивал тогда Шарль.

Но тут же порывисто схватил Ла Тремуя за руку.

– Нет.., подождите…

«Надо посоветоваться с матушкой», – едва не вырвалось у него. И Ла Тремуй это понял. И не сдержал презрения, тенью промелькнувшего по его лицу.

Вот тогда Шарлю всё окончательно и перестало нравиться.

Хорошо, что приехал Алансон, с которым можно было поговорить, хотя бы, по-дружески. Но герцог был связан по рукам и ногам своим выкупом и помочь ничем не мог.

И тут – о чудо! – приходит эта девушка!

Шарль сразу понял, какой драгоценный шанс дарит ему Судьба. И дело было не только в спасении. Помешанная на всяких кудесниках матушка, наверняка, станет ратовать за эту девицу, даже невзирая на её плебейское происхождение. А Ла Тремуй, чьи планы, в этом случае, полетят к чёрту, конечно же, станет возражать. Шарль даст им возможность сцепиться друг с другом открыто, а потом поступит, как истинный король – не уступит никому! То есть, девушку он обязательно примет, потому что не дурак – понимает, каким мощным стимулом может стать её «божественное» призвание – и выслушает, и обязательно при всех, но так, чтобы ни матушка, ни Ла Тремуй не смогли бы торжествовать!

Он и на это совещание согласился, чтобы конфликт выглядел ярче. И позволил обеим враждующим сторонам пригласить своих сторонников, чтобы более чётко определились границы «за» и «против». И даже «Соломоново решение» приготовил…

Тут спасибо Алансону – это он подсказал отличный розыгрыш с переодеванием. Вроде бы и развлечение, но, в то же время, и проверка. Шарль хохотал, как безумный, когда герцог изложил свой план, и даже предложил подучить, как-нибудь, эту девицу «найти» его в толпе, чтобы утереть всем нос. Но сам же от этой идеи и отказался.

– Сначала посмотрю на неё, – сказал он, сделавшись вдруг серьёзным. – Если девица сумеет быть убедительной сама по себе, я поверю, что Господь желает мне помощи. А если она глупа, как все эти крестьянки, которые считают, что несколько лишних молитв за день делают их всевидящими, то пусть прогорит в адском огне вместе со всеми своими планами, каковы бы они ни были! Я не матушка, чтобы привечать всех, кому взбредёт на ум говорить от имени Господа…