Борис Васильев - Владимир Красное Солнышко

Жрец пожал плечами:

— Потому что у меня нет мужчин.

— Совсем?..

— Остались только на развод, если нашему народу суждено когда-нибудь возродиться.

— А куда же мужчины подевались? — растерянно спросил Александр.

Вождь ятвягов тяжело вздохнул:

— Для того чтобы это хоть как-то объяснить моему маленькому народу, мне пришлось сочинить утешительную легенду о переселении душ.

— Но это сказка! А в чем же истина?

— Истина?.. Если у тебя есть время слушать мой невеселый рассказ…

— Поведай его.

Ятвяг помолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли колеблясь, стоит ли их высказывать.

— У нас жреческое правление и наследственные жрецы. Наследует старший сын, а я родился вторым. Моего брата готовили к власти и отправлению жреческой службы, а я должен был возглавить дружину, когда подрасту. Этому надобно хорошо обучиться, и я ушел к варягам. Поначалу прислуживал, мыл котлы, терпел насмешки и побои. Потом определили оруженосцем, я очень старался, выслужил в конце концов меч и стал младшим воином. Я не щадил себя в боях и стычках, был отмечен и допущен к личной клятве конунгу. Я дал клятву, что никогда мой меч не пронзит его спину, и он обучил меня всем приемам, как вести бой и как вести сражения. И как воина, и как начальника над воинами. Получив то, за чем я и покинул отчий кров, я с согласия конунга вернулся к нашему народу. И меня встретили в черных одеждах, которые мы не снимаем с той поры.

Он вновь тяжело вздохнул и замолчал.

— Что случилось?

— Моровая болезнь. Она поразила почти всех, в том числе моего отца и брата, но многие женщины все же выжили. И мне пришлось создавать дружину из женщин, потому что я стал во главе нашего почти вымершего народа. Мужчины очень недовольны, что я запретил им участвовать в сражениях, но иначе мы погибнем в этих болотах. Я ответил тебе, витязь?

— Да, достопочтенный вождь.

Жрец вдруг невесело усмехнулся:

— Твоя белая кувшинка уронила голову. Так умирают в бою женщины — роняя голову на грудь.

— Живите с миром.

Александр Золотогривенный низко поклонился суровому вождю ятвягов и, не оглядываясь, ушел с поляны, бережно неся в руках увядшую кувшинку.

И сразу же, еще на земле ятвягов, Александр послал гонца к смоленскому князю Преславу, повелев передать, что он ждет смоленского князя на границе с владениями ятвягов.

Князь прибыл без промедления. С небольшой личной охраной под княжеским стягом. После традиционных в те времена личных приветствий, спросил с удивлением:

— Почему ты встречаешь меня, Золотогривенный, с увядшим цветком в руках?

— Это не простой цветок, князь Преслав. Это знак беды, в которую попали твои соседи ятвяги.

— Мои соседи ятвяги переметнулись к Польше, — возразил смоленский князь. — Великий киевский князь Владимир повелел сурово наказать их, а зачинщиков отправить в Киев в цепях. Мы с тобой, Золотогривенный, говорили об этом на пиру по случаю твоего приезда.

— И на том же пиру я и вождь торков говорили тебе о своем желании окончить дело миром.

— Повеление великого князя не исполнить нельзя! — жестко сказал Преслав.

— Кроме одного случая, князь Преслав.

— Какого случая?

— Когда приходится воевать с женщинами. И для достижения победы убивать этих женщин.

— Это потерявшие разум… — князь повысил голос, но Александр спокойно перебил его:

— Они берегут оставшихся в живых мужчин. Берегут для тех счастливых женщин, которых ждет материнство.

Услышав это, смоленский князь нахмурился и, подумав, сказал:

— После пира. Всё — после пира. Прошу пожаловать всех вас. Добро попируем, добро и побеседуем. Прошу, — он поклонился, как того требовал обычай. — Дружины — во дворе, их воеводы и начальники — в моих покоях.

— Значит, после пира, князь Преслав.

И был пир. Широкий и звонкий, как протекавший под окнами княжеского дворца Днепр. И всем было легко и просто у гостеприимного князя.

А на самом пике этого шумного пира князь отдал повеление гридню, и в пиршественную залу неторопливо вошла девочка с серебряным подносом в руках. На подносе стояла полная до краев золотая чаша.

И все смолкли. Красивая стройная девочка с золотыми кудрями до плеч плавно и неспешно прошла мимо столов, за которыми сидели воеводы и подвоеводы, и низко склонилась перед Александром:

— Хвала тебе, великий киевский воевода Александр Золотогривенный!

Все встали, подняв кубки:

— Хвала и слава Александру Золотогривенному! Слава! Слава! Слава!

Александр подошел к девочке, взял с подноса чашу, неторопливо выпил ее до дна и перевернул опустевший кубок, как того требовал обычай.

И снова все провозгласили ему хвалу и славу.

Александр поставил чашу на стол, двумя руками откинул с лица девочки легкое покрывало и… замер. Никогда в жизни он еще не видел такого прекрасного, такого чистого и наивного девичьего лица.

— Как зовут тебя, красавица?

— Светла.

— Будь счастлива, Светла!

И, придержав легкое покрывало, осторожно поцеловал девочку в губы.

Светла ушла, а стол опять загомонил, засмеялся. Стали петь песни, и первой песней была хвалебная — в честь внучки князя кривичей Преслава. Потом были песни в честь великого киевского князя Владимира, во славу города Смоленска, во хвалу Александру Золотогривенному.

А Золотогривенный молчал. Поднимал поднесенную девочкой чашу, улыбался друзьям и князю — и молчал.

Заговорил он только тогда, когда гостеприимный хозяин предложил всем отдохнуть после пира, а деловые разговоры перенести на утро. На свежую голову.

— Не гневайся, князь Преслав, но беседу мы проведем сегодня. Завтра с зарею нам надо выехать в Киев.

— Ну, как угодно гостям. — Князь был недоволен таким решением и неудовольствия своего не скрывал.

— Прошу для беседы остаться воевод и подвоевод, — распорядился Александр.

Дружинники и гридни вышли.

— Именем великого киевского князя Владимира я повелеваю тебе, князь Преслав, завтра же отогнать ятвягам десяток молочных коров, стадо овец и отправить обоз с хлебом.

— Я — потомственный владыка кривичей, — гордо вскинул голову Преслав. — Твой ум, Золотогривенный, отравлен измышлениями хитрого жреца ятвягов.

— Повторяю тебе, потомственный владыка кривичей, что у ятвягов случилась моровая болезнь, во время которой вымерли все мужчины!

— И ты поверил этим сказкам?

— Почему же тогда за них умирают женщины, а не мужчины? Мы, воины великого киевского князя Владимира, не можем позорить свои мечи убийством женщин.

— Торки никогда не обнажат свои сабли против женщин, князь Преслав, — сказал вождь торков. — Нас засмеют в наших становищах.

— У тебя свои законы, вождь степняков, а у меня, вождя кривичей, свои.