Эдвард Радзинский - Загадка Бомарше

– Конечно же, конечно, они дороги вам! – воскликнул Бомарше. – Но есть затруднение: мне они дороги тоже. Они для меня – часть восхитительного мира, который навсегда исчез. Где он? Разве что остался в моих комедиях… Власть, слава – все тлен! Суета! «Повелитель сверхмогучий обращается во прах» – я вынужден цитировать себя. Помню, мне было чуть за тридцать… тогда правил Людовик Пятнадцатый. Я готовился уехать в Испанию по семейному делу: убить на дуэли соблазнителя сестры, что, кстати, и удалось… И как раз накануне отъезда мне пришлось быть в Версале. В тот день, как сейчас помню, шел дождь… холодный был май… Я был в апартаментах герцогини де П. и из окна увидел носилки. Их вынесли из дворца, а на носилках, под простыней, намокшей под проливным дождем ясно обозначалось нагое женское тело. Я в ужасе спросил: «Что все это значит?» И герцогиня объяснила: «Только что закрыла глаза госпожа де Помпадур…» Вот так! Вчерашнюю некоронованную королеву Франции… ее благосклонный взгляд ловили принцы крови, ее воспевали поэты и рисовали живописцы, с ней спешили поделиться своими открытиями ученые, да и ваш покорный слуга отправил ей свои первые часы… и вот ее, как подохшую собаку, спешно уносили прочь под проливным дождем, ибо по этикету во дворце не могло находиться мертвое тело. А король… он только заметил вослед когда-то обожаемому телу: «Бедная мадам! Должно быть, печально отправляться в такое дальнее путешествие в такую плохую погоду…» И тотчас забыл о ней в объятиях другой. Двор сказал: «Бедняжка маркиза!» И тотчас начал ее любить, как прежде ненавидел. Мы, французы, первые в мире по непоследовательности… «Вот и кончилась греза», – сказал я тогда. И то же я повторил, когда убили королеву. Какой странный вкус у судьбы! Оставить жить, к примеру, меня, старого бумагомараку, и удалить из жизни такую красавицу, оставив ее голову в руках палача Сансона!

– Ни слова о Ней! – сказал граф.

– Да, конечно, иначе вы меня… Итак, я весь внимание. Я хотел бы услышать причину вашего страстного желания повидать меня, чтобы, как я понял, непременно меня убить.

– Вы выразились точно – убить. Я вам об этом написал. – И граф продолжил срывающимся от гнева голосом: – Я получил сведения, сударь, о вашем участии… касательно… касательно… – Он остановился, задыхаясь от ярости.

– Я вас понимаю, – Бомарше все так же нежно улыбался. – В гневе трудно формулировать. Позвольте мне. Тем более что удачная реплика – моя профессия. Итак, во-первых, вы получили сведения о некоем эпизоде, героиней которого была некая дама…

– Эпизоде?! Так вы называете грязный фарс, с которого началась гибель королевы Франции? И который придумали вы, жалкий писака! – Граф уже сладил с гневом, был холодно-невозмутим. – Но сначала я хотел бы, сударь, услышать от вас все подробности. Прежде чем…

– …вы убьете меня.

– Да. Я убью вас.

– Заключительная фраза дискуссионна по понятной причине: я постараюсь не дать вам это сделать. Что же до подробностей… вот эта часть фразы мне нравится. Я даже кое-что подготовил и, смею надеяться, с лихвой вознагражу ваше любопытство. Вы пришли услышать об одном эпизоде, но услышите о двух. О двух, я сказал бы, таинственнейших эпизодах, героиней которых оказалась она – королева Франции… Но одно уточнение. Вы должны понять, дорогой граф, что пришли в дом Бомарше, но оказались – где? В театре!

– Я не позволю издеваться… – Граф в бешенстве вскочил и попытался схватить Бомарше за горло.

С удивительной легкостью грузный Бомарше выскользнул из его рук и отпрянул к комоду. В руках у него оказалась шпага, которую он приставил к горлу графа. Свободной рукой с легким поклоном он уже протягивал ему другую шпагу.

Граф растерянно взял шпагу, а Бомарше опустил свою.

– Вы не правы, граф. Стоит ли убивать меня, так ничего и не узнав? Или лучше все-таки повременить и дать мне усладить вас подробным рассказом? А себя самого, – продолжал, тяжело дыша, Бомарше, – недурными воспоминаниями… столь необходимыми в сегодняшний вечер.

Граф молча отшвырнул шпагу. И Бомарше, не оборачиваясь, тоже отбросил свою.

«В этом жесте был шик. Зазвенев, моя шпага упала в углу комнаты».

– Экий вы безумец, граф… А я всегда полагал, что шведы рассудительны, – сказал Бомарше с вновь обретенной улыбкой. – Поверьте, я отнюдь не склонен нынче к шуткам – вы действительно пришли в театр. Ибо те два эпизода, которые, не побоюсь сказать, перевернули судьбу великой страны… да и мира… на самом деле были всего лишь двумя пьесами, сочиненными Бомарше. Где, кстати, вы были одним из действующих лиц… И эти пьесы сегодня предстанут перед вами.

– Выражайтесь яснее, сударь!

– Иначе сгоряча убьете? Да, вы необычайно страстный швед, – веселился Бомарше. – Что же касается ясности… Ах, дорогой граф, в отличие от грубости, ясность – редкое свойство в этом не лучшем из миров. И рассказ мой, который вы пришли услышать, потребует от вас размышлений. Хотя размышление… «Если вы сильный мира сего, то думаете, вы и разумом сильны?» – вопрошал в моей пьесе Фигаро… кстати, под овации зала. Я прошу прощения у вас за его шутку. Что делать, как вы вскоре узнаете, персонажи моих пьес часто выходили из-под контроля их творца…

Разговор прервал Фигаро. Слуга вошел и молча уставился на Бомарше.

– Он? – спросил Бомарше. Слуга кивнул.

– Попроси подождать… всего несколько минут. Только очень вежливо. В гневе он невозможен, – вздохнул Бомарше.

Ферзен тотчас насторожился. Бомарше засмеялся:

– Как все нервны! Ваша рука забавно ищет отсутствующую шпагу. Полноте, граф! Разве Бомарше допустит нарушение законов гостеприимства? Тем более что пришедший господин отлично вам известен и даже состоит с вами в самой дружеской переписке. Более того, благодаря ему я имею честь видеть вас в своем доме… А пожаловал он по моей просьбе, ибо он тоже персонаж моей пьесы. Одно из действующих лиц… Я еще раз хочу подчеркнуть – вы пришли в театр, где перед вашим приходом судьбе угодно было показать пролог грядущего представления. Его, надо сказать, великолепно исполнил гражданин Фуше. Благодаря ему автор грядущей пьесы… он же одновременно ее главный герой, то бишь Бомарше… уже представлен. Это всегда так скучно – объяснять в пьесе предысторию героя: никакого действия, сплошная болтовня. Здесь, как правило, драматург фальшивит, а зритель дремлет. Так что спасибо Фуше, он все объяснил. Кстати, он осведомлен, что вы в Париже.

– Ему заплачено.

– И много он взял? Впрочем, глупый вопрос. Сто тысяч дашь – возьмет. Но и грош дашь – тоже возьмет. Таковы наши новые отцы отечества.

– Послушайте, я не смогу долго слушать ваше паясничанье…

– Да, да, вы пришли меня убить и вы торопитесь. Я помню.