Алекс Ратерфорд - Великий Могол

– Похоже, я кое-что узнал о его мыслях на этот счет… – осторожно произнес Касим. – Если хорошо слушать, люди открывают гораздо больше, чем хотят… Мне сказали, что, когда Мирза Хусейн впервые прочел твое письмо с просьбой принять тебя, он пришел в неописуемый ужас. Ему не хочется, чтобы его царство с процветающей торговлей, с гаванями, забитыми товаром из арабских стран, было втянуто в войну. Он даже боится, что ты захочешь отобрать у него власть…

– Тогда почему он так радушно нас принял? Под каким-либо предлогом он мог бы отказать, – произнес Хиндал.

– Выбор у него был небольшой, – заметил Хумаюн. – Он наш родственник; мне думается, это для него кое-что значит. Кроме того, несмотря ни на что, я падишах, желающий вернуть свои земли. Когда я это сделаю, у меня будет возможность вознаградить его и удовлетворить его амбиции. Мирза Хусейн это знает. И если только он не желает открытого разрыва, то захлопнуть передо мной свои двери он не может. Но какими бы ни были его мысли и планы, мне надо продумать свои следующие шаги. Есть ли у нас какие-либо вести о передвижениях Шер-шаха за последние три дня?

– Ничего, повелитель, – отозвался Касим. – Из того малого, что удалось узнать от путешественников и иных людей, он до сих пор в Лахоре.

– А какие новости о Камране и Аскари?

– Никто не знает, где они теперь, повелитель. По некоторым слухам, они ушли на север по реке Кабул в Бадахшан. Но, как я уже сказал, это лишь слухи…

Хумаюн нахмурился.

– Иногда мне кажется, не задумал ли Камран гораздо более сложную игру, чем я догадываюсь. И Шер-шах – тоже. А что если вся эта затея с предложением Камрана предать меня и отказ Шер-шаха принять его предложение – всего лишь заговор их обоих с целью выманить меня из Лахора, чтобы обрушить все силы на меня и уничтожить?

– Повелитель, такое вполне возможно, – согласился Касим. – Это нельзя не учитывать.

– Я также думаю о том, насколько Аскари был осведомлен о планах Камрана. Замышляли ли они вместе предать меня Шер-шаху, или же Аскари ушел с Камраном, поскольку думал, что я никогда не поверю, что он ни при чем?

На этот раз ответил Хиндал:

– Уверен, что Аскари все знал. Он всегда следует за Камраном. Я говорю откровенно потому, что знаю. Когда-то я был таким же.

– Подозреваю, что ты прав. В отличие от Камрана, Аскари слаб и всегда в тени своего старшего брата, – cказал Хумаюн. – Соответственно, его предательство ранит меня гораздо меньше. В детстве именно с Камраном, почти ровесником, я играл, охотился и дружил. Хотя мы часто спорили, иногда даже дрались, какое-то время были близки… почти как родные братья. То, что он желает мне смерти, печалит меня так же сильно, как злит…

Услышав стук в дверь, он замолк. Джаухар распахнул двери из розового дерева на хорошо смазанных петлях. Хумаюн услышал тихие голоса снаружи, потом слуга появился снова.

– Прости, повелитель, но Мирза Хусейн прислал своего визиря с посланием.

– Впусти его.

Визирь, тонкий, хорошо сложенный, с прямым умным взглядом, цветисто приветствовал его, а затем произнес:

– Прости меня за то, что потревожил тебя, но Мирза Хусейн просит тебя и твоего брата удостоить его чести видеть вас на пиру сегодня вечером.

– Конечно, – величественно кивнул Хумаюн. – Мы будем рады поблагодарить Мирзу Хусейна за его гостеприимство.

Визирь поклонился и удалился.

Как только двери закрылись, Хиндал улыбнулся.

– Хороший знак. Что думаешь? Мирза Хусейн очень старается для нас…

– Наверное, ты прав. Но, возможно, он пытается задобрить нас мелочами, намереваясь отказать в том, что нам нужно на самом деле… Посмотрим…

В тот вечер, когда опустилась туманная, розовая мгла, тихо зазвучали барабаны. Хумаюн и Хиндал в сопровождении слуг, присланных Мирзой Хусейном, направились в центральное крыло дворца вверх по длинной пологой лестнице, усыпанной лепестками жасмина и освещенной зажженными дия с ароматным маслом. На вершине лестницы Хумаюн и Хиндал прошли через резные мраморные двери в шестигранный зал, ярко освещенный огромными серебряными канделябрами и факелами в золоченых держателях на стенах. Пол был устлан коврами, вытканными с золотой нитью, а стены увешаны разноцветной парчой, украшенной жемчужными нитями и стеклянными бусинками. Прямо перед ними возвышался помост, устланный серебряной тканью и заваленный подушками.

Как только Хумаюн и его брат вошли, зазвучала музыка. Улыбаясь, Мирза Хусейн направился к своим кузенам. По обычаю Индостана, повесив им на шею гирлянды цветов, он провел их на почетные места на помосте. Как только они удобно устроились, султан хлопнул в ладоши, и в зал сбоку вошла вереница слуг. У каждого на плече было золоченое блюдо с яствами – рыба брама в банановых листьях, зажаренная в нежном кокосовом соусе, куски жареного оленя, ребрышки ягненка под острым соусом, подкопченные баклажаны, растертые в пюре, рассыпчатый рис с абрикосами и теплые хлебные булочки с изюмом и курагой.

– Кушай, повелитель, и ты тоже, принц Хиндал. Угощайтесь, мои кузены. Вы мои почетные гости. Смотрите, угощение отличное… Скажите, какие блюда вам приглянулись, и я буду для вас отведывать их первым. Вам не стоит бояться, пока вы под моей крышей.

– Благодарю тебя, кузен. Я не боюсь. – Хумаюн знал: чтобы добиться помощи кузена, следует продемонстрировать полное доверие. Без колебаний он взял ломоть теплого хлеба и, завернув в него кусок рыбы, стал есть. – Действительно, очень вкусно.

Позднее, когда падишах разлегся на подушках, Мирза Хусейн хлопнул в ладоши. Через боковую дверь в зал вошли девушки и низко поклонились ему, не поднимая глаз. Потом, одновременно ударив ладонями в тамбурины и притопывая ногами, украшенными бронзовыми колокольчиками на лодыжках, они стали танцевать. Одна из них была высокая и тонкая, две другие – ниже ростом и более пышные. Их короткие, тугие обтягивающие лифы закрывали лишь узкую полоску тела, оставляя открытой гибкую талию. Выразительность движениям бедер и ягодиц придавали бледно-розовые шелковые просторные шаровары, закрепленные на талии золотыми шнурами с жемчужными кисточками на концах. Глядя на извивающихся перед ним девушек, Хумаюн вдруг вообразил себя в Агре, подумал о незыблемости своей империи; словно бы ничто ему не угрожало, а заботило лишь укрепление славы и величия, а также какую наложницу выбрать для ночных удовольствий.

Взмах унизанной драгоценностями руки Мирзы Хусейна заставил девушек убежать. Слуги убрали блюда и принесли новые – подносы со спелыми фруктами, марципаны, нежный миндаль, завернутый в серебряные листья. Но среди них сверкало кое-что еще. Присмотревшись, Хумаюн заметил, что сладости уложены на горку драгоценных камней – рубинов, сердоликов, изумрудов, бирюзы, жемчуга различной формы и оттенков и мерцающих камней кошачьего глаза.