Кен Фоллетт - Мир без конца

— Я никогда не смогла бы полюбить другого человека, поэтому решила посвятить свою жизнь Богу, — закончила Элизабет и села.

Керис понимала, что это сильное свидетельство, и на душе у нее стало пасмурно, как в зимний день. Тот факт, что Клерк стала монахиней, придавал ее высказываниям правдоподобия. Похоже на вымогательство: «Неужели можно мне не поверить, когда я принесла такую жертву?» Прихожане затихли, став свидетелями вовсе не такого веселого зрелища, как суд над безумной старухой. Их соседка боролась не на жизнь, а на смерть. Филемон продолжил:

— Самым сильным, милорд епископ, является обвинение близкого родственника обвиняемой, ее деверя Элфрика Строителя.

Суконщица не поверила своим ушам. Ее уже обвинили двоюродный брат Годвин, друг Филемон и Элизабет, но это хуже всего. Со стороны мужа сестры выступить против нее — неслыханное предательство. Конечно, после такого все перестанут его уважать. Элфрик встал. Нарочитая дерзость на его лице сказала Керис, что ему стыдно.

— Я буду говорить чистую правду, так как надеюсь спастись, — начал он.

Девушка поискала глазами сестру, но не нашла. Будь Алиса здесь, она, конечно же, остановила бы мужа. Никаких сомнений, Элфрик под каким-нибудь предлогом велел жене остаться дома. Наверно, бедняжка вообще ничего не знает. Свидетель обвинения продолжил:

— Керис разговаривает неизвестно с кем в пустой комнате.

— С духами? — подтолкнул его Филемон.

— Боюсь, что да.

В толпе послышался ропот ужаса. Керис действительно часто разговаривала вслух, считая это безобидной привычкой, которая, правда, время от времени ставила ее в неловкое положение. Отец говорил, что так делают все люди с развитым воображением. Теперь эта привычка обрекает ее на гибель. Девушка заставила себя смолчать. Лучше пускай говорят что хотят, а потом она опровергнет обвинения по очереди.

— А когда обвиняемая это делает? — спросил Элфрика Филемон.

— Когда думает, что ее никто не видит.

— И что она говорит?

— Слова разобрать трудно. Может, это даже какой-то незнакомый мне язык.

И опять все ахнули: считалось, что ведьмы и их сообщники имеют собственный язык, чтобы их никто не понимал.

— А как вам кажется, что она говорит?

— Судя по интонации, просит помощи, призывает удачу, проклинает тех, кто принес ей несчастье, — что-то в таком роде.

— Это не свидетельство! — крикнул Мерфин, а когда все обернулись на него, добавил: — Элфрик признал, что не разбирает слов и все придумал.

Среди разумных горожан раздался одобрительный ропот, но не такой громкий или возмущенный, как хотелось бы Керис. Наконец заговорил епископ Ричард:

— Тихо. Нарушителей спокойствия выведет констебль. Пожалуйста, продолжай, брат Филемон, но не приглашай больше свидетелей, которые все выдумывают и признают, что правды не знают.

Все-таки справедливо, подумала Керис. Семейство Ричарда не любило Годвина за скандал, связанный со свадьбой Марджери. С другой стороны, епископ не может хотеть, чтобы город вышел из-под влияния аббатства. Хотя бы он занял нейтральную позицию. В ней вспыхнула надежда. Филемон спросил Элфрика:

— Как вы думаете, сообщники, с которыми она разговаривает, как-нибудь ей помогают?

— Наверняка. Друзьям Керис, тем, к кому она благоволит, везет. Мерфин стал удачливым строителем, хотя так и не закончил ученичество у плотника. Марк Ткач был бедняком, а теперь богатей. Подруга Керис Гвенда вышла замуж за Вулфрика, помолвленного с другой девушкой. Как же все это могло произойти без потусторонней помощи?

— Благодарю вас.

Элфрик сел. Когда Филемон еще раз повторил все им сказанное, Керис охватила паника. Девушка изо всех сил пыталась отогнать воспоминания, как секли Полоумную Нелл, привязанную к телеге, и сосредоточиться на том, что сказать в свою защиту. Конечно, она без труда разобьет в пух и прах каждое так называемое свидетельство, но этого может оказаться недостаточно. Нужно объяснить, зачем люди оболгали ее, показать их побуждения.

Когда Филемон закончил, Годвин спросил, имеет ли обвиняемая что-нибудь сказать. Громко, куда увереннее, чем себя чувствовала, Керис ответила:

— Еще бы. — Заставив себя ждать, девушка прошла вперед, чтобы не одни обвинители говорили как власть имеющие. Подошла к креслу Ричарда и посмотрела ему в глаза. — Милорд епископ, я буду говорить чистую правду, так как надеюсь спастись… — Затем повернулась к людям и добавила: — Чего, как я заметила, не сказал Филемон.

Годвин перебил:

— Монах не обязан приносить присягу.

Керис повысила голос:

— Как удобно, иначе ему пришлось бы гореть в аду за всю ту ложь, которую он сегодня нагородил!

«Очко в мою пользу», — подумала Суконщица, и надежда ее усилилась. Она обращалась к людям. Хотя решение будет принимать епископ, настроение толпы окажет на него большое влияние. Ричарда нельзя назвать человеком высоких принципов.

— Знахарка Мэтти многих вылечила в этом городе, — начала Керис. — Ровно два года назад, когда рухнул мост, она в числе остальных, не жалея сил, помогала раненым, работая вместе с матерью Сесилией и монахинями. Сегодня я вижу в соборе многих из тех, кто прибегнул в тот ужасный день к ее помощи. Кто-нибудь слышал, как Знахарка тогда призывала дьявола? Если да, пусть скажет.

Девушка помолчала, чтобы сама по себе тишина воздействовала на слушателей, и указала на Медж Ткачиху:

— Настой Мэтти как-то сбил жар у твоей дочери. Что она тебе говорила?

Медж испугалась. Да и кто не испугался бы, когда просят свидетельствовать в пользу ведьмы. Но Ткачиха была очень обязана Керис. Распрямила плечи, вздернула подбородок и ответила:

— Мэтти говорила мне: «Молись Богу, только он может исцелить».

Керис обратилась к констеблю:

— Джон, Знахарка сняла тебе боль, когда Мэтью Цирюльник вправлял сломанную кость. Что она при этом говорила?

Джон привык стоять на стороне обвинителей и тоже почувствовал себя неловко, но уверенно сказал правду:

— «Молись Богу, только он может исцелить».

Суконщица вновь обратилась к людям:

— Все вы прекрасно знаете, что Мэтти не ведьма. В таком случае, спрашивает брат Филемон, почему же она бежала? Вопрос несложный. Просто испугалась тех наветов, что возвели и на меня. Скажите, женщины, кто из вас, обвиненный в ереси, чувствовал бы себя уверенно, доказывая свою невиновность церковному суду?

Девушка посмотрела на известных женщин города — Либ Колесницу, Сару Трактирщицу, Сюзанну Чепстоу.

— Почему я мешала красители по ночам? Да потому что дня не хватало! Как и многим из вас, моему отцу не удалось продать шерсть на прошлогодней ярмарке, и мне хотелось превратить ее во что-то такое, что купили бы. Оказалось очень трудно найти рецепт, но я добилась этого тяжелым трудом в течение многих часов, дней и ночей, но без помощи Сатаны.