Александр Тамоников - Белый царь – Иван Грозный. Книга 2

– А жизнь?

– И ею готовы рискнуть. Потому как новые порядки для них хуже смерти.

– Ты, Малюта, оставь пустые речи, говори по существу, что прознал.

– То, во что верить не хочется.

– Малюта! – прикрикнул царь. – Я же велел по существу.

– Слушаюсь. А прознал я то, что новый заговор, имеющий целью твое отречение, а скорее уничтожение и возведение на трон Владимира Старицкого, готовят князья Иван Дмитриевич Бельский с Иваном Федоровичем Мстиславским и Михаилом Ивановичем Воротынским. Самое главное в том, что над ними стоит конюший, боярин Иван Петрович Федоров-Челяднин.

– Что? – Царь поднялся с кресла. – Против меня собираются выступить виднейшие московские бояре, управляющие земщиной?

– Трудно поверить, государь, но это так.

– Откуда у тебя сведения о предательстве названных бояр?

– От моих людей, которые были приставлены к князю Воротынскому по возвращении в Москву в июле месяце, когда ты снял с него опалу. Да и от тех, что следят за князем Владимиром Андреевичем.

– Что донесли тебе твои люди?

– Эти бояре собирались вместе на подворье Воротынского. Был там и князь Владимир. Говорили высокопоставленные вельможи о том, что если упустить момент и не покончить с опричниной в скором времени, то потом сделать это станет невозможно. Еще о том, что надо тебя с трона скинуть.

– Кто так сказал?

– Челяднин.

– Дальше!

– Кто-то из бояр спросил, как это сделать. Царь, мол, не кукла и сидит на троне крепко. Он доказал это казнями Горбатого-Шуйского, Оболенского и других вельмож. А Владимир Андреевич заявил, что только твоя смерть откроет ему путь на престол. Тут кто-то сказал, что она всегда рядом с человеком, особенно в военных походах. Князь Владимир, наверное, испугался, потому как повел себя очень странно. Он резко встал из-за стола, крикнул, дескать, не вмешивайте меня в свои дела, и уехал. После этого бояре перебрались на подворье князя Бельского. О чем они там речи вели, неведомо, но по домам разъехались поздно, когда Москва уже спала.

Царь подошел вплотную к Скуратову.

– Я не верю тебе, Малюта! Я хорошо знаю и Федорова-Челяднина, и Мстиславского, и Воротынского, и Бельского. Они могут открыто выразить недовольство, что уже и делали, но чтобы замыслить переворот? Нет, этого быть не может. Где твой человек, который слышал речи бояр?

– Я знал, что ты спросишь о нем. Он здесь, во дворце.

– А ну приведи его!

– Слушаюсь.

Вскоре перед царем предстал молодой человек, щека которого нервно подрагивала.

– Кто такой? – спросил государь.

– Мирон Сухарев.

– Что ты слышал на подворье князя Воротынского?

Мирон повторил слово в слово то, что говорил Скуратов.

Царь выслушал его и лишь махнул рукой. Иди, мол.

Сухарев вышел из палаты.

Иван Васильевич посмотрел на Скуратова.

– И как твоим людям, Малюта, удается так легко подслушивать тайные переговоры бояр? Ведь те повсюду охрану выставляют, очень заботятся о своей безопасности. У тебя не люди, а призраки какие-то, которым и стены не помеха.

– Ты подозреваешь, что я наговариваю на бояр и использую для этого преданных людей?

– Отвечай на мой вопрос, Малюта, свои же оставь при себе.

– Я не знаю, как им это удается. Главное, что получается. Прежде их доносы всегда подтверждались.

– А сейчас я не верю ни тебе, ни твоему лазутчику!

– Время рассудит нас.

Иван недобро усмехнулся.

– Ты уверен, что у тебя оно есть?

Малюта поднял голову.

– Государь, обидно слушать твои слова. Коли ты потерял веру мне, то не мучай меня сомнениями, а прикажи предать казни! Лучше сдохнуть, чем терпеть такие речи.

Царь задумался.

Скуратов стоял, опустив обнаженную голову.

– Ты вот что, Малюта, обиды забудь. Слежку за боярами продолжай, но так, чтобы люди твои не попались. Понял?

– Понял, государь! – Скуратов воспрянул духом.

– Это хорошо. А теперь скажи, что сделано против разбойников, удалось ли нашим дружинам узнать, где находится логово Кудеяра?

– Более десяти шаек полностью истреблено. Сейчас разбойники поутихли, забились далеко в леса. След Кудеяра мы пока не нашли, но ищем, а значит, найдем. Но итог действий дружин неплохой. Теперь на дорогах, да и в деревнях спокойно стало. Люди благодарят за это опричников. Сегодня они разбираются, кто государев человек, а кто разбойник в обличье опричника.

– Поиски Кудеяра тоже не прекращать!

– Слушаюсь!

– Все, Малюта, ступай!

– Благодарю, государь.

– За что?

– За все, чего словами не выразить!

– За то, что не приказал бросить на плаху?

– И за это тоже.

– Ступай!

Скуратов удалился.

Царь задумался, присев в кресло. Он не хотел верить в измену ближних бояр, гнал от себя мысли об этом. Иван Васильевич занялся подготовкой нового похода на Ливонию.

Со временем он забудет о доносе Скуратова. Но пройдет год, и русский царь вынужден будет вспомнить о нем и признать, что Малюта, к сожалению, говорил правду, жестокую, бьющую прямо в сердце.

В феврале 1567 года от Рождества Христова жгучая метель все же догнала царский обоз и накрыла его беснующимися седыми вихрями колючего снега.

Кутаясь в тулуп от ветра, к государю подъехал Малюта Скуратов и крикнул:

– Государь, метет сильно! Надо остановиться, а то как бы не заплутать.

– Заплутаем, коли остановимся, – ответил Иван Грозный и отдал приказ: – Покуда дорога видна, гоним вперед. До монастыря недалече осталось, версты три. Там отогреемся и отдохнем.

Скуратов развернул коня и поскакал к передовому дозору.

Царский обоз следовал в Кирилло-Белозерский монастырь из Вологды, где царь смотрел, как идет строительство северной опричной крепости. Никто из его свиты и не думал, что Иван Васильевич решит не возвращаться в Москву. Но царь поступил по-своему, отдал распоряжение ехать в Кириллов монастырь.

Конец долгого пути был близок. Иван не раз бывал здесь и узнавал знакомые места. Вскоре Малюта доложил, что гонцы добрались до монастыря и предупредили игумена. Тот ожидает гостей у ворот дальней северной обители. Вечером царский обоз въехал на территорию монастыря.

Государя встретили игумен Кирилл и почтенные старцы. Ивана Васильевича проводили в натопленную келью. Монахи позаботились об охране и о лошадях. Царь сбросил шубу, расстегнул ворот рубахи, принял от игумена чашу с медом.