Пенни Винченци - Наперекор судьбе

Адель вздохнула. Она не имела права бросать Люка. Было бы крайне жестоко забрать детей и уехать от него. Он ведь ее муж, а она его жена, и не имеет значения, что это не подтверждено официальными бумагами или церковным обрядом. Здесь ее дом, здесь у нее семья. Нужно помнить об этом и быть смелой.

– Нет, Люк. Я никуда не поеду. Прости. Тебе не удастся так легко от меня избавиться.

Разговор происходил 9 мая 1940 года.

– Мама? Ты слушала новости? Прости за глупый вопрос. Наверняка слушала. Гитлер захватил Голландию. И Бельгию с Люксембургом тоже. Боже мой, это настоящая война. Бой был прав.

– Когда он уезжает?

– Сам не знает. Их могут отправить в любой момент. Как жаль, что Делл не с нами.

– Мне тоже жаль.

– Ты не думаешь, что нам пора увозить детей в Эшингем? Я про девочек.

– Да, согласна. Здесь с каждым днем все опаснее.

– А сейчас… ты что собираешься делать?

– Сейчас? – Тон матери явно намекал на всю глупость вопроса. – Я отправляюсь в издательство. На работу.

Поднимаясь по лестнице в свой любимый кабинет, Селия думала о том, как работа помогла ей пережить прошлую войну. Поможет и сейчас. За этими стенами она сумеет укрыться от реальности, спрятаться от страхов, убедить себя, что книги, каталоги, книжные магазины, купоны – это самое главное. Так оно и есть: войны кончаются, а жизнь продолжается. Нельзя поддаваться настроениям большинства, у которых война заслонила все. Нет, война не может и не должна все заслонять. Даже когда твой младший сын вот-вот поднимется в воздух и вступит в бой, а его самолет защищен от врага и вражеского огня не больше, чем мотоцикл. И все равно война не должна…

Зазвонил телефон.

– Селия?

– Да. Здравствуй, Себастьян.

– Должно быть, ты очень тревожишься. Я лишь хотел сказать, что я рядом. Думаю о тебе. И о Ките. И держу твою руку. Мысленно.

– Мог бы прийти и сделать это не мысленно.

На календаре было 10 мая.

– Дорогая, вы до сих пор в Париже?

Это был Седрик. Все такой же элегантный. Он сидел на скамейке вблизи фонтанов на площади Сен-Сюльпис, одетый в белый фланелевый костюм и белую рубашку. Его светлые кудри стали еще длиннее. Рядом с Седриком сидел не менее элегантный молодой блондин.

– Да, Седрик, я до сих пор здесь, – ответила Адель. Она нажала тормоз коляски и бросилась фотографу в объятия. – Как я рада вас видеть.

– И я вас тоже. Вы ничуть не утратили своей красоты. Познакомьтесь, это Филипп. Филипп Лелон. Жаль, мы вас не встретили сегодня раньше. Вы бы нам наверняка помогли. Мы работаем для «Стайла». Для съемки нам понадобилось шесть детских колясок и шесть карликовых пуделей, которых мы должны были туда посадить. Задача непростая, но вы бы мигом ее решили.

«Не мигом», – подумала Адель, и ее захлестнула волна тоски по прежней жизни. Но коляски она, пожалуй, смогла бы найти. И пуделей тоже.

– Интересный сюжет. Наверное, вы повеселились.

– Нет. Собачки нам немало крови попортили. Но что уж там говорить? Это моя завершающая работа для «Стайла». Да и вообще для всех парижских журналов. Бегу отсюда, как перепуганный кролик. Я и Филиппа долго убеждал поехать со мной, но он заявил, что я говорю полнейшую чушь и что все опасности сильно преувеличены.

– Пожалуй, я согласна с Филиппом, – сказала Адель. – Я никуда не собираюсь уезжать. Немцам не дойти до Парижа.

– Жаль, у меня нет вашей уверенности. Но я не любитель рисковать.

– Неужели английская редакция «Стайла» до сих пор поддерживала контакты с Парижем? – удивилась Адель. – Я уже давно не слежу за журналами.

– Да, пока это было возможно. Филипп – их самый ценный фотограф. К тому же он прекрасно знает все новости и сплетни. Кстати, дорогая, почему бы вам не предложить им свои услуги? Они были бы только рады.

– Вряд ли я им подойду. Все, что долетает до моих ушей, я слышу лишь на детской площадке в Люксембургском саду, – сказала Адель. – Ничего сенсационного. Седрик, я так рада вас видеть. А вы всерьез считаете наше положение небезопасным?

– Разумеется, дорогая, – ответил он. Тон фотографа был серьезным, почти раздраженным. – Вы бы тоже считали, если бы разбудили свой здравый смысл.

– Возможно, он у меня исчез… Нони, ангел мой, не подходи так близко к дороге.

– Какое восхитительное создание, – вдруг сказал Филипп Лелон. – Вы не против, если я сделаю пару фотографий вашей дочки?

– Ничуть. Вы хотите прямо здесь? Нони, дорогая, ты ведь не будешь возражать? Этот джентльмен хочет тебя сфотографировать.

– Нет, – ответила Нони, улыбаясь взрослым своей неторопливой, серьезной улыбкой.

– Bon. Давайте поставим ее на фоне фонтанов. Улыбайся, крошка. Головку чуть поверни… Нет, в эту сторону… Так, готово… И еще разок.

Довольный фотограф спрятал аппарат в футляр.

– Я пришлю вам снимки, – пообещал он. – Седрик даст мне ваш адрес.

– Конечно. Но я живу совсем рядом. – Адель махнула в сторону улицы. – Видите большую черную дверь слева? Вы все-таки возьмите у Седрика адрес. Большое вам спасибо за съемку. А теперь мне нужно идти. Седрик, передайте всем огромный привет от меня. Надеюсь, вас не затруднит позвонить Венеции и сказать, что со мной все в порядке. Пусть не волнуется. И пожалуйста, не добавляйте к этому ваших собственных мнений. Мои родные и так волнуются. Поднимают шум на пустом месте.

– Я нахожу их волнения вполне оправданными. Но обещаю вам ничего от себя не прибавлять. Дорогая, у вас не найдется времени пропустить с нами по бокальчику аперитива?

– Как ни печально, но увы, – вздохнула Адель. – До свидания, дорогой Седрик. Была рада познакомиться с вами, Филипп. С нетерпением буду ждать снимков Нони. Уверена, вы сделали потрясающие снимки моей малышки.

– Можете не сомневаться, – подхватил Седрик. – Au revoir, mon ange. Берегите себя.

– Постараюсь, – сказала Адель.

Она еще раз поцеловала фотографа и потом стояла, глядя вслед им обоим. Ей было невероятно грустно.

– У меня есть серьезный повод пригласить тебя на обед, – сказал Бой. – Завтра я уезжаю.

– Завтра? Боже, как это неожиданно. И куда?

– Куда-то на север Шотландии. Предложили пройти специальную подготовку. Что-то похожее на обучение десантников. Это все, что я могу сказать.

– А чем ты там будешь заниматься?

– Дорогая, это же армия. Буду заниматься тем, чем прикажут. Возможно, вскоре придется понюхать пороху. Ходят разговоры о нападении на Норвегию. Думаю, ты понимаешь, что сведения эти сугубо конфиденциальные.

– Само собой.

– Согласись, это щекочет нервы.

– Наверное, – сказала Венеция. – Только не всем нравится такая щекотка… Бой, я очень боюсь. За детей. За Джайлза с Китом. И за Адель, конечно. Я ужасно за нее боюсь. Жаль, что она не с нами.