Пенни Винченци - Наперекор судьбе

Опять этот чертов телефон. Придется ответить. Барти положила письмо Джона на табуретку с пробковым сиденьем, вылезла из ванны и только сейчас сообразила, что не захватила купальный халат. Она не взяла даже полотенце, которое оставила в сушильном шкафчике, чтобы согрелось. Ладно, можно вылезти и голой. Никто ее не увидит.

Барти, дрожа от холода, быстро прошла через гостиную. Кто бы ни позвонил, по закону «телефонной вежливости» она должна перезвонить, чтобы не вводить человека в лишние расходы. Снимая трубку, она успела посмотреться в зеркало, висящее над камином. Ну и вид у нее! Абсолютно голая, волосы разметались по плечам, хотя она и закалывала их. И лицо красное. Наверное, у нее все-таки температура. Это не от тепла. Вся дрожит, как в лихорадке.

– Алло, – довольно неуверенно произнесла она в трубку.

Барти продолжала смотреться в зеркало и увидела, как мгновенно побледнело ее лицо, глаза потемнели и ввалились, а тело застыло.

– Барти? Полагаю, это все-таки ты? Да? Привет, Барти. Как ты? Это я, Лоренс.

Ну вот это и произошло. Все, что могло произойти. Она это предчувствовала. Исключительно правильные слова, за которыми последовали исключительно неправильные действия.

Она сказала, что им незачем встречаться, но он приехал к ней домой. Она противилась открытию бутылки с шампанским, которую он привез с собой. Им нечего праздновать. Она не собиралась с ним целоваться. Им было нечего обсуждать. Никаких обедов и уж тем более никаких танцев в отеле «Гросвенор-хаус». Зачем ей встречаться с ним снова на следующий вечер? Им нечего вспоминать и не о чем говорить. И уж абсолютно незачем выслушивать его нескончаемые рассказы о неудачной женитьбе, признания в том, что с момента их расставания у него не было ни одного счастливого дня. И нет никакого смысла в его раскаяниях задним числом и всех этих дурацких сожалениях. Она говорила, что не верит, будто с тех пор он сильно изменился, стал более чутким и внимательным. И незачем пытаться снова заманить ее в постель. Пусть не думает, что у нее хотя бы на мгновение могут вспыхнуть к нему какие-то чувства. Мало ли какие мужчины нравились ей в прошлом, пять долгих лет назад. Он всего лишь один из ее знакомых мужского пола.

Но она впустила его в свой дом, ощущая противную слабость во всем теле и шокированная своими чувствами. Она выдержала его незабываемый, пристальный взгляд. Она робко улыбнулась, когда он протянул ей фужер с холодным как лед шампанским.

– В вашей Англии чертовски трудно найти по-настоящему холодное вино. И как вы только это выдерживаете?

Она позволила себя поцеловать, хотя поцелуй был недолгим, не более чем легкое касание ее губ. Она позволила себя обнять, и его объятие было по-братски теплым, не более того. Она согласилась надеть единственное приличное платье, которое у нее было – черное, шелковое, с серебристым отливом, – и согласилась поехать с ним обедать. Она танцевала с ним в зале ресторана «Гросвенор-хаус», склонив голову, закрыв глаза и замирая под напором старых, забытых уже ощущений, вновь нахлынувших на нее. Она согласилась встретиться с ним и на следующий вечер.

– Может, отправимся в «Савой»? – предложил он. – Мне говорили, там совсем недурно и у них даже есть лед.

Она выслушала историю его крайне неудачного брака, изо всех сил заставляя себя не верить тому, что слышит.

– Я женился на ней только потому, что не мог жениться на тебе, и ты это знаешь.

Она пыталась поверить, что он изменился в лучшую сторону, стал более чутким и внимательным. А потом… потом случилось то, что уже не могло не случиться: она оставила его у себя на ночь, и они провели эту ночь в одной постели. Он овладел ею… правильнее сказать, вторгся в нее. Там было мало нежности, но много силы и страсти… Он по-прежнему оставался превосходным любовником.

На следующий день, когда он ушел, а она переодевалась в свою аккуратно выглаженную форму – ни обнаженных плеч, ни глубокого выреза, – ей понадобился носовой платок. Она выдвинула ящик комода и увидела письмо Джона. То самое, что она читала в холодной ванной, когда позвонил Лоренс. Она тогда спешно спрятала письмо, поскольку до прихода Лоренса оставалось не более пяти минут и ей нужно было спешно одеться. Потом она забыла о письме. Напрочь забыла. И вот теперь она сидела, охваченная стыдом и отчаянием, и смотрела на конверт. У нее не хватало смелости дочитать письмо, прочесть слова любви от человека, за которого она обещала выйти замуж и которого так легко и быстро предала. Ей не верилось, что события двух неполных дней не плод ее воспаленного, больного воображения. Неужели она способна на такое?

Лоренс был расквартирован в Лондоне. Это отсекало все надежды, что вскоре он отправится на север Шотландии или в Ирландию – две основные базы американцев – и снова исчезнет из ее жизни. Он, если так можно выразиться, был не совсем на военной службе, хотя и имел почетное звание полковника и ходил в военной форме. Лоренс утверждал, что это сделано для «упрощения вещей». Он был прикомандирован к штабу Эйзенхауэра и работал в военной разведке переводчиком.

– По возрасту я уже не гожусь в солдаты, – объяснял он ей. – Но я нашел свою дорожку в армию. Я занимаюсь очень интересной работой.

У него были потрясающие способности к языкам. На некоторых он говорил очень хорошо, включая и русский. Он даже мог объясняться на японском.

– Но командование в основном интересует мой немецкий и, возможно, французский.

Барти удивляло, что он вообще пошел в армию, да еще добровольцем.

– Зачем? Твой возраст уже не подлежит призыву. Тебе ведь сейчас…

– Сорок пять, – подсказал Лоренс. – Правда, невероятно?

– Тогда…

– Я захотел сам. Мне это представлялось головокружительным приключением.

Его слова не были пустой бравадой. Он всегда охотился за новыми впечатлениями, а его смелость граничила с безрассудством.

– А еще, – добавил он, улыбаясь своей медленной, словно неохотной улыбкой, которую она никогда не могла забыть, – я хотел попасть в Англию и найти тебя. Туристом сейчас не приедешь. Смерть казалась мне куда меньшим злом, чем перспектива никогда больше тебя не увидеть.

Подумав над услышанным, Барти улыбнулась и спросила:

– Неужели это так опасно? Чем же ты занимаешься?

– В данный момент наслаждаюсь твоим обществом и болтаюсь по Лондону. А потом моя работа может стать опасной.

– Почему?

– Допрос пленных. Мы будем рядом с передовой.

– Теперь понятно. А как ты меня нашел?

– Это оказалось совсем просто. Позвонил в «Литтонс». Мне ответили, что ты ушла в армию, потом спросили, кто я такой. Я назвался одним из американских Литтонов, который давным-давно не виделся со своей английской родней. Девушка, с которой я говорил, оказалась очень любезной. Она сообщила мне твой адрес и дала номер телефона.