Пенни Винченци - Наперекор судьбе

– Джайлз, это вовсе не мой собственный список.

– А мне он видится именно таким, – сказал Джайлз. Дурацкое положение, в которое он себя поставил, полностью овладело им и теперь руководило его словами. – Ты же знаешь, Барти, другим это не понравится. Эдгару, Генри. Они сразу увидят, что это такое на самом деле.

– И что же это такое на самом деле? – спросила Барти, и в ее голосе появилась странная интонация. Пожалуй, даже знакомая. Джайлз с ужасом подумал, что с такими интонациями говорит его мать. – Так расскажи, что они увидят?

– Отвратительный пример семейственности, – бросил он. – Фаворитизм. Ты всегда ходила у нее в любимчиках. Мать не уставала ставить тебя в пример и близняшкам, и мне. Говорила, какая ты старательная и трудолюбивая. А как она восхищалась твоими успехами в школе! Потом усердная ученица Барти выросла и превратилась в замечательного редактора: грамотного, инициативного. Я тебе скажу, почему она расточает все эти комплименты. Мать просто хочет доказать себе и окружающим, насколько она была права, как умно она поступила. Пусть другие говорят, что, забрав тебя от родной матери, она сделала непростительную ошибку. Ей важно доказать, что это была не ошибка, а благодеяние. Это было… – Джайлз умолк, сообразив наконец, что́ говорит.

Лицо Барти было совсем белым, глаза стали еще больше, а губы дрожали.

– Уходи, – сказала она. – Убирайся отсюда. Немедленно.

– Барти, я…

– Убирайся!

Джайлз вышел. Закрывая дверь, он увидел, что Барти спрятала лицо в ладонях. Она вдруг превратилась в маленькую несчастную девочку. Джайлза охватило запоздалое раскаяние. Оно отдалось болью во всем теле. Джайлз прошел к себе в кабинет, запер дверь на ключ. Что он наделал? И как он мог это сделать?

– Венеция, слушай. У меня сегодня был ну просто потрясающий телефонный разговор.

– С кем? С новым любовником?

– Увы, нет. Но он все равно чудо. Он был на вечеринке.

– У Друзиллы?

– Да. Он фотограф. Зовут Седрик. Седрик Рассел. Знала бы ты, сколько там было милых разговоров. Посплетничали, конечно. Я сказала, что нам, пожалуй, тоже стоит сделать прически, как у Друзиллы. А он ответил, что у нас был бы просто неотразимый вид. И еще он сказал, что хотел бы нас сфотографировать. С новыми прическами. Конечно, если мы их сделаем.

– Это будут снимки для «Вога»?

– Да. Ты же не откажешься сниматься, правда? Ты обязательно должна согласиться. Я от тебя не отстану.

– Делл, я себя отвратительно чувствую. Вялая и жутко уставшая. Похоже, я опять начинаю толстеть.

– Нет, Венеция, тебе это только кажется. Тогда ты выглядела просто удивительно. И выброси такие мысли из головы. Прошу тебя. Обязательно выброси.

Сначала был гневный возглас, донесшийся снизу. Его сменила длинная обличительная речь с редкими паузами, когда обвиняемый пытался защищаться или, по крайней мере, вставить слово. Затем громко хлопнула дверь, и наступила благословенная тишина.

Пандора приподнялась и перевернулась на бок, облегченно закрыв глаза. Но тишина длилась недолго. Дверь спальни распахнулась. Вошел Себастьян:

– Глупый, угрюмый невежда. Подумать только, кому я платил! Ему, этому тупице! Просто зла не хватает.

– Себастьян, – мягко сказала Пандора. – Себастьян, уверяю тебя, так ты не повысишь мое доверие к акушеру.

– Он больше не является твоим акушером. Кончилось его издевательство над нами. Гнать его надо в три шеи. Так я ему и сказал.

– Себастьян, это очень грубо с твоей стороны.

– Почему?

– Потому что я иного мнения о докторе Каванаге. Я прониклась к нему доверием. По-моему, он необычайно деликатный человек. Он умеет ободрить, обнадежить. И врач он очень знающий и опытный. Знал бы ты, у скольких нервных дам он принимал роды. И я хочу, чтобы он принимал роды у меня. Ты понял? Уж если на то пошло, то не он угрюмый, а ты.

– Ничего подобного. А если у меня испортилось настроение, так только из-за твоего стремления защищать этого шарлатана. Я правильно сделал, что его выгнал. Зачем дожидаться, когда он все испортит?

– Вот он-то как раз не испортит. Он сделает только лучше, – с непривычной для нее суровостью отчеканила Пандора. – Естественно, я нервничаю. Большинство женщин так себя ведут. Но я ценю, что он был честен со мной и не отделывался общими фразами. Он сразу сказал: скорее всего, роды будут тяжелыми, потому что плод большой, а я слишком маленькая и хрупкая. Он говорил, что из-за моего повышенного давления, возможно, придется стимулировать преждевременные роды. Поэтому доктор Каванаг считает, что мне необходимо рожать в клинике. Возможно, даже придется сделать кесарево сечение. И уж лучше я буду знать об этом и сумею морально подготовиться, чем выслушивать пустую успокоительную болтовню. От этих глупых слов я только сильнее нервничаю. Я с уважением отношусь к знаниям доктора Каванага и его опыту. Я была бы тебе крайне признательна, если бы ты немедленно позвонил ему и извинился за все свои грубости. А потом попросил бы его… если понадобится, стал бы его умолять и дальше оставаться моим акушером. Себастьян, мы не будем переезжать в Лондон, и потому я хочу, чтобы роды у меня принимал он. Просто глупо что-то менять, когда через два месяца мне рожать.

Себастьян нежно поцеловал ей руку:

– Прости, дорогая. Прости ради бога. Это все потому, что я очень боюсь за тебя. Мне больно видеть, как ты лежишь здесь, испытывая такие неудобства…

– Всего лишь неудобства, Себастьян, – раздраженно произнесла Пандора. – Это беременность, а не смертельная болезнь. Есть куда худшие состояния, чем целый день лежать в постели, читать и есть деликатесы, которые тебе готовят. Новый повар – просто чудо.

– Ну вот, я хоть что-то сделал правильно.

– Ты очень многое делаешь правильно, – сказала Пандора, приподнимаясь, чтобы поцеловать мужа.

– Боже мой, – прошептал Себастьян, запрокидывая голову. – Как жаль, что я не могу вместо тебя выносить этого ребенка.

– Да, это было бы здорово. Я бы согласилась. К сожалению, наука еще не продвинулась так далеко. А сейчас самым лучшим твоим поступком будет звонок доктору Каванагу. Должно быть, он уже вернулся в свой кабинет. Скажи ему, что я отказываюсь рожать без его помощи. Знаешь, пожалуй, я лучше напишу ему записку и ты ее отнесешь. Надеюсь, что еще не слишком поздно. А то ведь он уже сейчас может договариваться с другой пациенткой.

В тот день Барти не появилась на работе. Обуреваемый раскаянием, Джайлз несколько раз проходил мимо ее кабинета. Ему хотелось, чтобы она снова сидела за столом, возясь с корректурой. Хотелось увидеть ее торопливую улыбку, какой она награждала его, когда он заглядывал к ней в кабинет. Но увы, кабинет Барти по-прежнему пустовал.