Александр Тамоников - Белый царь – Иван Грозный. Книга 1

Овчина-Телепнев задумался и сказал:

– Елену отравили, в этом нет никакого сомнения. Кто мог решиться посягнуть на жизнь правительницы? Шуйские! Но им мешал Дмитрий Бельский. О братьях Елены речи нет, те слабы. Значит, Шуйские переманили на свою сторону Дмитрия Бельского. А чем они могли привлечь его? Обещанием освободить брата, возвратить имущество, утерянное во время опалы. Оттого заговор и удался. Глинскую обрекли на смерть Шуйские и Бельские.

– Нам теперь не о заговорах против Елены, а о себе думать надо. Неужели ты считаешь, что Шуйские простят тебе то унижение, которому ты подвергал их? Нет, Иван, не надейся. Я говорила тебе, остепенись, не дави на бояр, не показывай своей близости с Еленой. Нет, ты все по-своему делал. Возомнил о себе слишком много! Думал, что и без Елены сможешь власть удержать. Ну и как? Удержал? Где сейчас ты, а где Шуйские да Бельские? И не говори, что любил Елену, оттого и вершил безрассудство. Ты, кроме себя, никого не любишь.

– Аграфена!.. – повысил голос Овчина.

– Что? – огрызнулась Челяднина. – Или я неправду говорю? Ты не на совете и не в думе, тут врать не след. Со мной ты весь такой, какой уж есть. Лучше вспомни, о чем не раз говорили, да только впустую.

– Я не понимаю тебя.

– Не понимаешь? Разве я не советовала тебе, чтобы ты отговорил правительницу от крайних мер против Бельских и Андрея Шуйского? Советовала! А встать на защиту Михаила Глинского не просила? Не твердила, что негоже ставить себя выше других? Послушался бы, сейчас не трясся бы от страха. Ты был бы наравне и с Шуйскими, и с Бельскими, и с Глинскими. Те скоро все одно перегрызутся меж собой. Вот после этого ты и стал бы первым при юном Иване, которого сумел расположить к себе. Но ты решил все сам. Потому и остался один в окружении стаи голодных волков, уже раскрывших пасти, чтобы сожрать тебя. Заодно и меня. Вот цена твоему высокомерию и самонадеянности. Ты один, и Иван тебе не защитник.

– Замолчи! – вскричал Овчина. – Что ты можешь, старая баба, понимать в государственных делах? Против Ивана никто не посмеет пойти, даже если он и ребенок. В думе и в опекунском совете остались бояре, которые не позволят Шуйским творить произвол. Не каркай, старая!

Челяднина усмехнулась.

– В совете да в думе за тебя вступятся? Как бы не так! Воистину, творящему зло – зло и вернется. Больше мне не о чем говорить с тобой.

– Ну так и ступай прочь! – нервно крикнул Овчина.

– Прощай, брат Иван Федорович. Мыслю, не свидимся больше. – Аграфена вышла из палаты.

Но дверь тут же со скрипом отворилась, и на пороге появился князь Ургин. Овчина побледнел.

– Чего вы тут, князь, свару затеяли? Спать государю мешаете! – заявил Дмитрий.

– Ты один? – спросил Овчина.

– Один, не беспокойся! Возьми себя в руки, смотреть противно.

– Чего пришел?

– Узнаешь. Сперва посмотрю Ивана! А ты не уходи, серьезный разговор к тебе есть.

– Ладно.

Князь Ургин прошел в опочивальню Ивана, вскоре вернулся.

– Спит государь. Сжался в комок, накрылся с головой, к стене прижался. Вздрагивает и постанывает, наверное, сны страшные видит.

Дмитрий опустился на скамью, где недавно сидела Челяднина. Овчина устроился на соседней лавке.

– Что за разговор у тебя ко мне, князь Ургин?

– Не догадываешься?

– Нет.

– Ты спросил, один ли я пришел. Да, я-то один, а вот другие могут прийти за тобой со стражей.

– Я не понимаю тебя.

– Все ты понимаешь. Знаешь, что Шуйские в покое тебя не оставят. Братьям твоей опалы будет мало, им голова твоя нужна. А также тем, чьи родственники на новгородской дороге были повешены, после того как ты в сговоре с правительницей обманом обрек князя Старицкого на смерть.

– И князь Андрей, и бояре новгородские на совести Глинской.

– Конечно! На покойницу можно все что угодно наговорить. Да вот только веры тебе нет никакой. Ни у кого.

– Тогда зачем ты пришел и завел этот разговор?

– Много зла ты совершил, Овчина, и ответишь за него на суде Божьем. Но стоял на стороне Ивана, обманывал правительницу, охмурял, а в смерти ее не виновен. Только поэтому я решил встретиться с тобой.

– Встретился. Говори, что хотел.

Ургин строго посмотрел на Овчину.

Тот не выдержал этого взгляда, потупил голову и повторил уже тише:

– Говори, князь.

– Бежать тебе надо, Овчина! Куда угодно, подальше от Москвы, в дальние уделы или в Литву. Иначе ждут тебя скорый суд и жестокая расправа. Ненавистен ты и боярам, и народу.

Овчина-Телепнев неожиданно усмехнулся.

– И чего это ты вдруг озаботился моей судьбой, князь Ургин? Друзьями мы никогда не были, враждовали. Я выступал против тебя, и вдруг ты приходишь ко мне и советуешь бежать.

– Я уже объяснил, почему предлагаю тебе бегство.

– Чтобы я не попал на плаху, да? А ведь раскусил я тебя, князь Ургин. Что так смотришь? Теперь мне понятно, что задумали Шуйские. Они знали, что Иван не позволит меня тронуть, и пошли на хитрость. Тебя подослали. Того, кого все считали неподкупным, честным, кому я мог довериться.

– О чем ты, князь?

– За сколько тебя купили Шуйские? Обещали отдать мой удел?

– Не забывайся, князь!

Овчина рассмеялся.

– Доброхота нашли. Я думал, что ждать от врагов своих, каких коварных деяний? Все оказалось просто. Приходит неподкупный князь Ургин и предлагает мне бежать, предупреждает о скорой расправе. Кто ж не желает сохранить жизнь! Я соглашаюсь и тайно выезжаю из Москвы в сопровождении ратников особой стражи. Как только я оказываюсь за городом, меня хватают твои же стражники либо люди Шуйских. Вот тогда братья получают полную возможность делать со мной все, что им заблагорассудится. Пытать, уродовать, изгаляться по-всякому, пока не сдохну от мучений. Да! Шуйские хорошо продумали свою месть. А каков подлец ты, князь Ургин! Меня уличал во всех смертных грехах, судом Божьим грозил, а сам?

Дмитрий, с трудом сдерживая ярость, произнес:

– Ты подбирай слова, Овчина. Я ведь и без Шуйских могу с тебя ответа за них спросить.

– Ничего ты не можешь. Как и твои Шуйские, Бельские, Глинские вместе взятые. Хорошо, что ты пришел. Теперь я могу чувствовать себя в безопасности. Моя защита в благосклонности Ивана. За это я тебе благодарен, князь Ургин. А сейчас ступай. Больше нам говорить не о чем. Да хозяевам своим передай, что Овчину на мякине не провести. Но я готов обговорить с ними наши дальнейшие отношения. На первенство не претендую, однако и последним быть не желаю. Ступай, неподкупный князь Ургин! Иди с Богом. Об Иване не беспокойся. Я буду при нем неотлучно.

Дмитрий видел, как преобразился Овчина. Страх отпустил его, вернулось прежнее высокомерие.

Ургин покачал головой.

– Глупец ты, князь! Хотя чего ждать от тебя, меряющего других по себе? Я прощаю тебе твои оскорбления, потому как ты приговорен к смерти.