Иосиф Кантор - Моисей. Тайна 11-й заповеди Исхода

Изис быстро разобралась в том, что в Земле Обетованной ее муж не получит каких-то особых благ и не возвысится над остальными военачальниками. Моисей не из тех, кто склонен делиться властью, и, кроме того, уже заметно, что Осия, сын Нуна из колена Эфраимова – его любимчик. Достаточно оценить то, с какой приязнью взирает на него Моисей. Вот кто будет командовать еврейским войском. А ведь есть еще начальники над коленами, которые тоже кем-то командуют, есть другие военачальники. Савей может не ждать ничего особенного, потому что ничего особенного он не получит. Стоит ли эта Земля Обетованная тех жертв, которые надо приносить ради нее?

Изис всегда старалась скрывать свое честолюбие, поскольку считалось, что женщине не к лицу быть честолюбивой. Но если уж ей досталось честолюбия на двоих, а ее мужу, судя по его поведению, не досталось нисколько, то что тут можно сделать? Только одно – взять мужа за руку и привести к его благу, к его торжеству. И так привести, чтобы он думал, что это он ведет ее, а не она его. Сколько бы у кого ни было бы честолюбия, но у мужчины никогда не должно создаваться впечатления, что жена им руководит. Это опасно для здоровья мужчин, у них от этого случается оцепенение сердца, от которого они могут умереть.

Проводников было трое – Талмон, Иефам и Фиитон, все из рабов, присоединившихся к Исходу. Талмон и Иефам – хетты, Фиитон – моавитянин. Они пришли к Моисею вместе и предложили свои услуги.

– Мы работали на торговца Хефеманиса, – сказал Талмон, самый старший из всех. – Исходили с караванами весь Египет и те земли, что лежат вокруг него. Мы знаем те пути, по которым идти удобнее всего, а у Иефама к тому же есть способность чуять воду и находить ее там, где никто другой не найдет. Мы будем полезными вам.

Моисею понравилось и то, как смотрели на него все трое (с уважением, но без подобострастия, в основе которого всегда кроются ложь и корысть), и то, как Талмон сказал «мы работали на торговца Хефеманиса», а не «мы были рабами», и то, что два хетта и один моавитянин, представители народов, никогда не бывших в особой дружбе между собой, хотят помочь евреям. Поистине все люди есть дети Бога, и нет между ними других различий, кроме тех, что отделяют хорошее от плохого.

Талмон не обманул, все трое действительно умели находить самые удобные пути для передвижения, знали, где лучше всего остановиться для отдыха (а это очень непросто – найти подходящее место для такого количества людей), а Иефам не то знал наперечет все источники в разных местах, не то действительно умел их находить.

Проводники были веселыми и общительными людьми. Рабство не сделало их озлобленными и не вынудило замкнуться в себе. Они быстро сдружились с шедшими впереди воинами и каждый вечер рассказывали им о своих странствиях и тех местах, в которых им довелось побывать. Лучшим рассказчиком по праву считался Фиитон, который перемежал свои рассказы веселыми историями, то ли случившимися с ним или с кем-то из знакомых ему людей на самом деле, то ли выдуманными, но неизменно интересными, историями из тех, которые непременно хочется дослушать до конца.

У каждого отправившегося в Исход были какие-то свои запасы еды, скудные или обильные. Кроме этого, имелись запасы в каждом колене, созданные общими стараниями и находившиеся под присмотром начальников колен. Общий подсчет припасов вел начальник над писцами Мардохей, сын Лабана.

Проводники ели вместе с воинами, и время от времени кто-то подходил к ним узнать, каким путем предстоит идти завтра, по камням или по песку, достаточно ли будет воды в месте следующего ночлега и много еще чего спрашивали люди. Некоторые же подходили просто поболтать или послушать то, что рассказывали проводники. Те, у кого была возможность или было желание, приносили с собой какое-нибудь угощение, поэтому большой бурдюк со сладким питьем из давленых ягод и меда не вызвал никаких подозрений, а, напротив, был выпит очень быстро, потому что приятное на вкус на отдыхе пьется с удовольствием.

Сидевшие у костра пустили бурдюк по кругу, и очень скоро он опустел и был отложен в сторону, чтобы ждать там своего владельца. За бурдюком его владелец так и не пришел, а у всех, кто пил из него, вскоре начались сильнейшие рези в животе, настолько сильные, что людям казалось, будто внутри у них разожгли огонь и одновременно скребут острыми когтями.

На крики сбежался народ, но помочь несчастным не смогли и не успели, потому что смерть пришла быстро. По скрючившимся от боли телам прошли судороги, после чего жизнь покинула их.

Двенадцать человек сидело у костра совсем недавно – трое проводников и девять воинов из колена Эфраимова. Сейчас же вокруг костра в почти одинаковых позах – спина согнута, руки прижаты к животу, ноги поджаты – лежало двенадцать трупов. На всех лицах, как на безбородых, так и на бородатых, застыла гримаса нестерпимой муки. Фиитон в агонии прокусил нижнюю губу, и кровь тонкой струйкой стекала по ней до тех пор, пока не свернулась. Один из воинов, обезумев от боли, пытался есть песок – набил рот, но проглотить не успел. Самого юного воина, которому на вид было лет пятнадцать, не больше, перед смертью вырвало, но, судя по тому, что лицо его исказилось так же, как и лица остальных, облегчения ему это не принесло.

Когда разные люди, делившие трапезу друг с другом, заболевают одновременно и болеют одинаково, то можно сразу же заподозрить, что причиной тому послужил какой-нибудь яд. Подозрения пали на мучную похлебку, остатки которой сохранились в котле, но похлебка на вид и на запах (пробовать ее по понятным причинам никто не решился) была совершенно обычной. Неизвестно, кто первый высказался насчет того, что несчастных покарали египетские боги, но очень скоро об этом говорили по всему лагерю.

– Боги Египта разгневались и наслали на нас пожирателя душ Амми, чудовище с головой крокодила и телом льва! Гибель тех, кто шел первыми – это предупреждение всем нам. Если мы не вернемся в Египет, то Амми сожрет всех нас, а нет смерти ужасней, чем эта смерть!

Амми – чудовище, которое, по верованиям египтян, пожирает тех, кого на загробном суде признали грешниками.

Кому-то из прибежавших на крики умирающих приглянулся добротный пустой бурдюк, валявшийся под ногами, и он забрал его. Так бурдюк навсегда затерялся среди других точно таких же бурдюков с мехами. На счастье нового владельца, бурдюк был совершенно пуст, иначе бы, допив остатки, он бы умер точно так же, как умерли все двенадцать.

Уныние охватило народ. Можно было бы удивляться тому, что совсем недавно эти же люди кричали: «Ничего не грозит нам, пока нас ведет Моисей! Недалеко уже до Земли Обетованной!», но Моисей не стал удивляться, потому что уже успел понять, насколько переменчиво настроение толпы и что к унынию она склонна больше, чем к радости. «Рабство сделало их такими», – постоянно напоминал себе Моисей, подавляя раздражение, но раздражение время от времени все же прорывалось наружу. Когда Моисей в сопровождении Аарона, начальника колена Эфраимова, Элишамы, Осии, Элиуда, лекаря Нафана и еще нескольких человек шел к костру, возле которого все еще лежали умершие, ему то и дело хотелось остановиться и обратиться к стенающим и кричащим вслед про чудовище Амми и египетских богов. Хотелось напомнить им, что нет Бога, кроме Единого, что все египетские божества, начиная с солнцеликого обладателя семи душ Ра и заканчивая мерзким Анубисом, есть не что иное, как идолы, выдуманные египтянами, что не мифического чудища египтян надо бояться, а собственного неверия и слабости собственного духа, потому что от неверия и слабости духа и проистекают все беды… много чего хотелось сказать людям, но прежде надо было разобраться в случившемся. Или хотя бы постараться разобраться.