Наталья Павлищева - Злая Москва. От Юрия Долгорукого до Батыева нашествия (сборник)

Игорь, а теперь Гавриил, оставался в Киеве заложником Изяслава. Великий князь, имея такого заложника, надеялся принудить его брата Святослава к повиновению, но просчитался. Зато теперь у Долгорукого не было необходимости выручать из темницы князя Игоря, потому как не было больше такого князя.

Юрий беседовал со своим духовником Даниилом. Священник смотрел на крупного, раньше всегда веселого князя, с лица которого сошла и уже давно не возвращалась улыбка. Они сидели у самого Даниила, на поставце горели всего две свечи, слабо освещавшие келью, в углах лежали густые тени, а еще большие метались по стенам при малейшем движении. Но ни князь, ни его духовный наставник этого не замечали.

– Отче, за что судьба так наказывает? Я ли хотел войны с племянником? Стоял за дедину, за правду, никому не мешал. Винят в том, что обиженных к себе принимаю, а можно ли того не делать? Как представлю, что вон Святославу и голову приклонить негде, все на него ополчились, что Игоря чуть не уморили в порубе, что стольких достойных мужей тогда из Новгорода бежать вынудили… Как могу не дать крова и защиты, если просят?

– О том не жалей. Думать ныне надо о том, как свои земли охранить от беды, ну и Святославу помочь, коли взялся.

– А Киев?

– Он тебе нужен ли?

– Помнишь ли, был у нас с тобой давний разговор, я твердил, что Всеволод спокойно сидеть не станет, обязательно против меня что-то делать начнет?

Даниил помнил тот разговор, прав был Юрий, когда говорил, что он точно бельмо на глазу у братьев, что у Мономашичей, что у Ольговичей, а теперь вот у Мстиславичей. У Всеволода просто времени не хватило с силами собраться и напасть, да и угомонился, когда понял, что против старшего брата, пусть и двоюродного, Юрий не пойдет, уважая лествицу.

– Но ведь не напал же…

Сказал, лишь бы что сказать. Князь хмыкнул:

– Ведаешь, как меня в Киеве прозвали? – И не ожидая ответа, добавил: – Долгоруким. За то, что, сидя в Залесье, к Киеву тянусь. Будто те, кто сидит во Владимире-Волынском или Новгороде, не тянулись никогда.

– Залесье считается медвежьим углом.

– Вот то-то и оно. А Изяслав, когда приезжал, не порадовался, что земли больше не дикие, а заселенные, а испугался, что с таким богатством могу и против встать. Боится, значит, нападет обязательно. Вон, в Новгороде, поди, Ждану-гору подзабыли, слышно, собираются снова… Что делать? Буду ждать – снова решат, что слаб. Нападу – обидятся.

– А ты далеко не ходи, верни себе вон Новый Торг, который потерял, и стой.

– А Смоленск?

– Пусть туда Святослав идет.

– Ох ты и хитер, отче.

– Давно не видел, как ты улыбаешься, князь. Как с женкой, ладите ли?

– Лажу, – с заметным удовольствием кивнул Юрий. – Получил, что хотел. Разумна, грамотна, толкова, не сварлива и терпелива.

– Ох, расхвалился! Не хвали третьего дня, а хвали третьего года.

– Да я не хвалюсь, но и впрямь по нраву пришлась.

– Андрея-то когда женить собираешься? Сколь ему лет уже?

– Много, первую женку и забыл, поди. Ладно, что деток не было, не то росли бы сиротинушками. А новую приглядел, не угадать тебе кого.

– Кого же?

– Младшую дочку Кучки Степана Ивановича.

Даниил нахмурился:

– Нужно ли это, князь? Всю жизнь память недобрая будет.

– Нужно, чтобы не думали, что я на детей в обиде за отца. И сыновей к себе взял, ты их ныне видел, один стольником, другой – чашником.

– Да я уж приметил. Гюрги Владимирович, я тебя никогда о сем не спрашивал, а ты сам не говорил, даже на исповеди не говорил… За что жизни лишил Степана Ивановича, была хоть вина-то?

– Исповедовался не тебе, потому и не говорил. И епитимью свою отбыл, как назначено. А казнил за дело, изменил он мне, да как! Точно в душу плюнул. Беседы с ним вел, о будущем Кучкова говорил, обещал град помочь поставить, торговлю наладить, грамоту на земли выправить. И о своих будущих делах тоже говорил, о том, что хочу Залесье поднять, какие и где города поставить, как людей расселить… Он все кивал, соглашался, а после, стоило мне отъехать, следом письмо к Всеволоду отправил с просьбой дать грамоту на его владения. Понимаешь, к Всеволоду как раз тогда, когда у меня с ним самое противостояние было! И за моей спиной!

Юрий впервые говорил об этом с Даниилом, и впервые наставник видел его таким взволнованным.

– Не казни себя. Коли за дело казнил, так и ладно, судьба его такая, грех свой отмолил. Но Андрея зря на его дочери женить надумал, не к добру это.

– Сказал уж, куда теперь.

– А сам Андрей, глянулась ли ему Кучкова дочь?

– Не ведаю, он вроде и не смотрел. Андрея, что ли, не знаешь? У него ничего не поймешь. А дочь Улитой зовут, и красива весьма.

– Ну, смотри, князь, твое дело, как решил, так и будет. Авось счастливы будут. И за тебя рад с княгинюшкой твоей. Слышал, она все рукоделием занимается, усидчива и умела больно?

– Да.

И снова в голосе Юрия слышалось удовольствие и даже гордость.

– Ну и слава богу, и слава…

– Так ты говоришь, самому вперед напасть, но далеко не ходить, чтоб видели, что меня голыми руками не возьмешь?

Даниил сокрушенно покачал головой:

– Сколь лет ты жил спокойно, все мысли о градостроительстве были, о заселении земель, об урожаях… А ныне что? И чего людям спокойно не живется?

– Скажи, если я на Киев пойду, ты будешь против?

– То не мое дело, князь, тебе решать, но душой против буду. Твое место здесь, в Залесье, а не в Киеве, сколь бы ты ни тщился туда уйти. Запомни: твое Залесье, ты суздальский князь, про Долгие Руки лучше забудь. Ни славы не добудешь, ни душе покоя.

– Ты как Шимонович речи ведешь, тот все меня здесь держал… – чуть смутился Юрий.

– Верно он говорил!

– Да ежели бы меня не трогали, я бы и сидел.

– Нет, князь, нет. Ты, Юрий Владимирович, не потому, что тебя тронули, полез, а потому, что о своем праве на Киев вспомнил, время подошло, и, как боевой конь, снова готов в бой. Только к чему?

– Ладно, поживем – увидим, – махнул рукой Юрий, поднимаясь. – Засиделся я у тебя, пора и честь знать.

На дворе и впрямь была глубокая ночь, за долгой беседой вечер пролетел незаметно. Даниил с горечью чувствовал, что князь на перепутье и готов ввязаться в драку, которая ему вовсе не нужна. Чувствовал и другое – непременно ввяжется, испортив жизнь не только себе.

Действительно ввязался. Но сначала выполнил совет Даниила – сам взял Новый Торг, а Святослава отправил на Смоленское княжество. Превентивные удары дали результат, никто нападать на Суздальское княжество не решился.

«Приходи ко мне на Москов…» Юрий приглашал Святослава Ольговича встретиться у него на Москове. Тот снова и снова недоуменно вчитывался в текст. Где это? Разъяснилось все просто – Суздальский князь назвал так городок, принадлежавший боярину Степану Ивановичу Кучке, по названию реки, на которой стоял. Самого Кучку казнил, его сыновей взял к себе, на дочери женил своего сына Андрея, а кучковские земли забрал себе.