Александр Лысёв - «Раньше смерти не помрем!» Танкист, диверсант, смертник

— Конечно, — кивнул Барсуков.

— Мы должны следовать дальше, — взял под козырек капитан. — У меня приказ прибыть в штаб дивизии.

— Доставьте пленного, — попросил Барсуков. — Мне его девать некуда.

— Хорошо, — чуть помедлив, ответил капитан и крикнул в кузов: — Старшина, возьми двоих!

— Есть! — раздалось в ответ. Откинулся задний борт грузовика.

Из полуторки выпрыгнул старшина средних лет с автоматом на груди и двое молодых бойцов с винтовками. Пленного немецкого танкиста без лишних церемоний запихали в кузов.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться! — это подбежал Ивлев.

— Обращайтесь.

— При штабе дивизии у вас ведь наверняка есть газета? Передайте пленку. Фотоматериал о наших первых боях и победах, так сказать… — Ивлев смутился. — Ну, для подъема боевого духа…

— Хорошо, передадим, — улыбнулся капитан. — Непременно.

И снова окликнул старшину. Тот принял от Ивлева отснятую катушку с пленкой и положил ее в нагрудный карман гимнастерки, аккуратно застегнув пуговицу.

— Закурить найдется? — окликнул один из танкистов солдата в грузовике.

— Держи. — Из кузова полетела пачка сигарет.

— Ого, трофейные уже!

— Оставь себе, — расщедрились пехотинцы.

— Благодарствуем! — отвечал танкист.

— Нам пора! — снова козырнул стрелковый капитан и забрался в кабину.

— Счастливого пути! — отвечал Барсуков.

Проводив взглядом отъезжающую полуторку, бросил остальным танкистам:

— По местам, ребята. Расслабляться рано.

И направился к своему КВ, приказав радисту вызывать штаб батальона.

— В следующий раз я вас расстреляю, Берзиньш, — произнес Кнапке, когда они остановили машину в небольшом перелеске, куда съехали с проселочной дороги.

Берзиньш стоял перед Кнапке навытяжку белый, как полотно.

— Как вы умудрились вопреки моему приказу избавиться от всех — я повторяю, от ВСЕХ — немецких вещей не только оставить у себя немецкие сигареты, но предлагать их русским?!

— Виноват, господин лейтенант!

— Не господин лейтенант, а товарищ капитан! — сквозь зубы с раздражением процедил Кнапке. — Нет, я точно когда-нибудь собственноручно сделаю вам дырку в башке…

— Виноват, товарищ капитан!

— Шлепнуть, пустить в расход, поставить к стенке, — прилежно перечислил Хубе еще выражения, которые отражали угрозу со стороны Кнапке в адрес Берзиньша.

Кнапке повернулся к остальным присутствующим при выволочке.

— Ваша работа, Цойлер?

— Да. Хубе — способный ученик, — спокойно подтвердил Земцов.

— Это еще хорошо, что русский танкист сам озвучил вполне правдоподобную версию появления у вас немецких сигарет, Берзиньш, — вернул разговор к злосчастной пачке Кнапке. — Иначе мы могли быть раскрыты прямо там.

— Спалились бы по полной, — невозмутимо вставил очередную реплику Хубе.

— Достаточно на сегодня жаргонных выражений, Хубе! — с плохо скрываемым раздражением проговорил Кнапке. Хубе прикусил язык и вытянулся во фронт. Кнапке закончил:

— Цойлер ко мне, остальные свободны.

Солдаты вернулись к машине. Советским грузовиком они обзавелись вчера днем, следуя за передовыми подразделениями группы армий «Север». В ходе стремительного продвижения немцев на направлениях главных ударов множество рокадных дорог оказались забиты брошенной техникой — подбитой, сгоревшей, выведенной из строя и совершенно целой. Такого разнообразия танков, бронемашин, грузовиков, легковушек, артиллерийских тягачей, орудий, всевозможных машин снабжения и даже гужевых повозок никому из них еще не приходилось видеть в своей жизни. Думалось, что вряд ли и придется. Причем бо́льшую часть всего этого явно не успели применить по прямому назначению. Успели поднять по тревоге, привести в движение, обозначить маршруты следования (зачастую часто меняющиеся на прямо противоположные), укомплектовать экипажами и расчетами, но не всегда и не везде полными. То же касалось и вопросов снабжения. Дороги с колоннами брошенных танков, в которых не было горючего и боеприпасов, буквально чередовались с дорогами, на которых застыли колонны, состоявшие из заправщиков и грузовиков, доверху забитых боеприпасами. Огромные дивизионные, корпусные, армейские механизмы были приведены в движение, но это движение не успело достичь той точки, с которой весь фронтовой механизм начинал работать более или менее четко и слаженно. Говорить о более мелких подразделениях вообще не приходилось. Следов боев встречалось относительно мало. И от этого картина хаоса вырисовывалась еще более апокалиптической. В одной из таких бесчисленных колонн они и присмотрели грузовик ГАЗ-АА, в новенькой зеленой краске, стоявший с распахнутыми дверями. После тщательного осмотра выяснилось, что машина полностью технически исправна. Лишь боковой борт прошила наискось пулеметная очередь, пущенная, вероятно, с самолета.

— Это то, что нам надо, — одобрил тогда полуторку Кнапке и приказал грузиться.

Сейчас Земцов с Кнапке прошли еще чуть дальше в лес. Командир группы раскрыл планшет, озабоченно потер подбородок.

— Вот смотрите, — обратился к Земцову. — Дальше у нас мост, а потом райцентр. Однако есть одно обстоятельство…

— Немецкий танкист? — догадался Земцов.

— Да.

Кнапке перехватил устремленный прямо на него стальной взгляд серых глаз. Мгновенно догадался, что скрывается за таким молчанием собеседника.

— Даже не думайте, Цойлер. Это офицер рейха.

— Тогда побег? — озвучил другой вариант Земцов.

— Пожалуй…

Они пошли обратно к машине. Не доходя до грузовика метров двадцать, Кнапке вдруг повернулся к Земцову и произнес, покачав головой:

— Вы сторонник слишком крутых мер, Цойлер.

— Ничуть. — На лице Земцова не дрогнул ни один мускул, а голос оставался таким же ровным, как и прежде. — Просто у меня богатый жизненный опыт. Должен вам заметить, что самые серьезные проблемы очень часто вырастают из мелочей, на которые вовремя не обратили внимания.

Будто убеждая в чем-то самого себя, Кнапке раздумчиво повторял чуть слышно:

— Это офицер рейха… В ваших словах, конечно, профессиональный смысл… Риск, наверное, есть, но на фоне общей неразберихи…

— Не беспокойтесь, — прервал неожиданную рефлексию Кнапке Земцов. — Поступим как условились.

Когда Кнапке снова поднял глаза на собеседника, то обнаружил, что тот смотрит куда-то на верхушки деревьев с грустью и даже какой-то горечью на лице. Они встретились глазами.

— Папиросу? — Взгляд Земцова моментально опять стал спокойно-ироничный.

Кнапке взял протянутую ему пачку с изображением скачущих коней, впряженных в пулеметную тачанку. Скользнул взглядом по надписи: