Александр Лысёв - «Раньше смерти не помрем!» Танкист, диверсант, смертник

— Прошу, — протянул он ей согнутую в локте руку и, заглянув в глаза, не произнес, а теперь буквально выдохнул:

— Спасибо большое…

Больше они не стали искушать судьбу, решив, что эта железнодорожная поездка по занятой противником территории станет последней. Сойдя с поезда на небольшом провинциальном вокзальчике, совсем целом, будто бы и не прокатывалась через него война, они пошли по длинной улице вниз. Земцов подождал Ольгу в подворотне, пока она разговаривала с сухонькой старушкой, торговавшей на перекрестке цветами.

— Наши войска оставили город неделю назад, — сообщила Ольга новости, которые ей удалось узнать. — Еще позавчера на востоке была слышна сильная канонада.

Земцов кивнул, вытащил из-за спины букет полевых цветов и протянул их своей спутнице.

— Когда вы успели? — искренне изумилась Ольга. — Откуда, здесь?..

Земцов снял фуражку, взъерошил себе ладонью волосы на виске и, ничего не сказав, только загадочно улыбнулся. Ольга взяла букет и спрятала в нем свое лицо.

В лавке на окраине городка они купили продовольствие. Деньги подходили к концу. Сверившись по карте, Земцов рассчитывал преодолеть остаток пути через начинающийся за городком глухой лесной массив. Судя по всему, линия фронта плавала. Не могло такого быть, чтобы при вновь на некоторое время возобновившейся здесь маневренной войне им не представилась бы возможность перейти ее и оказаться у своих…

Они шли еще почти неделю, а канонада впереди то приближалась совсем близко, то отдалялась, делаясь едва слышной. Несколько раз на лесных дорогах ими были замечены маршировавшие на восток воинские части — все еще германские. Земцов, продолжавший идти в немецкой форме, поостерегся появляться перед ними в прифронтовой полосе. Да и не было в этом такой острой необходимости. Картина происходящего перед ними вырисовывалась более или менее ясная. Расположившись отдыхать на закрытой со всех сторон высокими деревьями лесной полянке, они доедали последний оставшийся у них хлеб. Ольга аккуратно собрала разбросанные на разостланной между ними косынке хлебные крошки. Земцов, сидя на пеньке и расстегнув верхние пуговицы мундира, наблюдал, как она, поджав губы и вставив в них заколки для волос, заплетала свою темно-русую косу. Он знал из ее рассказов, что она добровольно отправилась на фронт. Что отец ее был земским доктором, а на японскую войну пошел полковым врачом. Был тяжело ранен на реке Шахэ, вернулся домой, продолжил свою медицинскую практику. Знал, что через несколько лет после японской кампании у отца Ольги открылась старая рана, от которой он вскоре умер. И никто, даже он сам, не мог помочь. Сдвинулась пуля, которую невозможно было извлечь из груди. Будучи отличным доктором, отец знал, что умирает, но с этим ровным счетом ничего нельзя было поделать. И до последнего продолжал помогать своим пациентам. А за год до этой войны умерла ее мать.

— Мы жили в Гатчине, — грустно произнесла Ольга, погруженная в свои воспоминания.

— Так мы с вами почти земляки! — чтобы отвлечь ее от печальных мыслей, нарочито оживленно воскликнул Земцов.

Он рассказывал ей о своей жизни в Петербурге, об учебе в университете. И так расстарался в пересказе историй, связанных с забавными случаями из их практики сдачи экзаменов и со студенческими похождениями своих друзей и своими собственными, что заставил-таки Ольгу звонко расхохотаться. Достигнутым эффектом Земцов остался вполне доволен.

В одну из уже по-осеннему темных ночей они наблюдали всполохи огня и слышали отдаленную пулеметную и винтовочную стрельбу. Сомнений быть не могло — фронт был совсем рядом. Туманным утром в начале сентября пробиравшихся по краю кочковатого болота Земцова и Ольгу окликнули по-русски:

— А ну, стой! Руки вверх!

Земцов в мундире немецкого лейтенанта послушно поднял высоко вверх обе руки и широко улыбался при этом. А Ольга, бросив на влажную от утренней росы траву свой чемоданчик, гладила большую, с белой отметиной голову коня из наехавшего в тумане почти вплотную на них казачьего разъезда.

— Ну-ну, барышня, не балуйте, — отчего-то неуверенно произнес из седла казак, одной рукой натягивая поводья, а другую, с зажатой в ней длинной пикой, отводя в сторону.

Они перешли фронт в окрестностях Вильно, проделав по занятой противником территории несколько сотен километров. На следующий день Земцов, вновь облаченный в русскую офицерскую форму, разыскал ее — разумеется, в полковом лазарете.

— В этой форме вы нравитесь мне больше, — окинула его взглядом Ольга.

— А вообще? — набрался смелости Земцов.

— Вы забываетесь, Александр Николаевич! — Его буквально обжег взгляд серо-желтых глаз.

— Безусловно. — Он не стал спорить и лишь со вздохом безропотно развел руками.

Серо-желтые глаза перед его лицом искрились и смеялись.

— Разрешите, я буду вам писать, — произнес Земцов и зачем-то, вытянувшись в струнку, щелкнул каблуками.

Ольга рассмеялась:

— Пишите!

За выход в расположение русских частей по занятой противником территории прапорщик Земцов получил орден св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом. Вскоре его произвели в подпоручики. Из разговоров в офицерском собрании позже он узнал, что отказавшихся сдаваться в Новогеоргиевске и успешно перешедших линию фронта оказалось не больше десятка. Так по крайней мере утверждала армейская молва. Это из примерно стотысячного гарнизона крепости…

В новом пехотном полку Земцов прослужил совсем недолго. Обошедшая командование их история выхода по вражеским тылам к своим вскоре сослужила ему весьма необычную службу. Поздней осенью 1915 года подпоручик Земцов был вызван сначала в штаб полка, а оттуда после непродолжительного разговора направлен в штаб одной из кавалерийских дивизий, стоявших на другом участке. В это время на фронте формировались войсковые партизанские отряды для набегов на вражеские тылы, и туда требовались люди такого склада, как Земцов. Его кандидатура была отнесена командованием к числу наиболее подходящих. Не колеблясь ни минуты, он дал свое согласие на участие в подобных операциях. В ноябре того же года, произведя предварительную тщательную разведку, отряд, в который входил и Земцов, по лесам и болотам перешел линию фронта и произвел дерзкую вылазку в район занятого неприятелем населенного пункта Невель.

В ночь с 14 на 15 ноября внезапному нападению русских войсковых партизан подвергся штаб 82-й германской резервной дивизии, расположившийся в усадьбе неподалеку от старинного белорусского местечка. Одновременно были также атакованы с двух направлений расквартированные поблизости две пехотные роты немцев. Противника захватили врасплох. Подпоручик Земцов командовал одной из небольших групп, на которые были предварительно разбиты нападавшие. Атаковали в высшей степени организованно, точно скоординировав все свои действия, с применением заранее натренированных до автоматизма навыков рукопашного боя. Контингент в отряд был выбран особый — из наиболее отличившихся в боях солдат и офицеров, имевших уже приличный боевой опыт, обладавших отменной выдержкой и решительностью. Вооруженные винтовками бойцы группы Земцова первые несколько минут налета практически бесшумно работали одними штыками. И лишь когда где-то в середине деревни, похожий на сдавленный крик, раздался одиночный пистолетный выстрел немецкого офицера, в ход со всех сторон дружно пошли гранаты. Моментально все загремело и загрохотало. Выбегавшие из дворов в одном нижнем белье солдаты противника с каким-то ожесточенным, но безмолвным остервенением принимались на штыки. Деревенская улица позади следования русских покрывалась брошенными в грязь окровавленными трупами со страшными штыковыми ранами. Земцов лично закидал гранатами несколько дворов с разбегавшимися по ним, подобно растревоженным тараканам, полуодетыми немцами. Нескольких из них, пытавшихся спрятаться за хозяйственными постройками, спокойно, как на полигоне, снял из револьвера. В голове при каждом нажатии на курок ровно пульсировала одна мысль: «За Новогеоргиевск». Очередная выпущенная по врагу пуля как будто смывала часть унижения, испытанного лично им от вида сдавшегося тогда в Новогеоргиевске гарнизона. От картин уныло маршировавших по крепости длинных безвольных колонн, от теплушек на объездных путях, забитых русскими пленными. А еще от едва закончившейся несколько недель назад череды наших отступлений за всю эту вторую половину многострадального пятнадцатого года. Когда на оставленных позициях и в отчаянных контратаках безропотно и отважно полегли тысячи и тысячи русских деревенских парней, погребенных артогнем многократно превосходящего их средствами противника. Земцов со своими бойцами зачищал одно подворье за другим. Они даже не бежали, а просто шли, оставляя за собой страшный, леденящий кровь след. И от этого их с виду неспешного, но неотвратимого движения многие выскакивавшие перед ними немцы замирали в жутком оцепенении. Впрочем, и у тех, кто все-таки пытался бежать, почти не оказывалось шансов на спасение.