Борис Акунин - Огненный перст (сборник)

– Вот это по-братски! Только еще одно условие. Кто из дружины захочет со мной идти – отпустишь. С оружием и конями.

– Ладно, – просипел Ингварь.

– Братуша, родная кровь!

Борис обхватил его руками, даже поцеловал на радостях.

Одним махом взлетел в седло, поскакал к дружине.

– Эй, все в круг! – зазвенел повелительный голос. – Говорить с вами буду!

А Ингварь отошел в сторонку, где трава поднималась выше. Встал на колени, чтоб помолиться – возблагодарить Господа за великое милосердное чудо, – да и загляделся на закатное небо.

Вот где было чудо так чудо!

Солнце уж спустилось за горизонт, но облака его еще помнили, провожали мановением алых, пурпурных, розовых платков. Не очень-то горевали по разлуке. Знали, что она будет недолгой, завтра свидятся опять.

Облака висели низко. Недалеко было и до Бога. Это Он смотрел на Ингваря, лучился покойной, ласковой улыбкой. Что-то тихо нашептывал, но слов было не разобрать.

– …Купим корабли, поплывем в греческую землю! – несся с поля напористый голос. – Там житье сладкое, не то что здесь! Верну свой удел – всех рытарями пожалую, а младшую дружину наберу из местных греков. Поживем, погуляем, пока не прискучит, а после отправимся в Святую Землю, или, может, в Италию, или в Окситанское царство, лучше которого нет на всем белом свете! А можно в испанские земли, с маврами биться! Хорошую дружину всякий государь примет, золотом заплатит!

Ингварь закрыл уши ладонями, чтоб крик не мешал услушать и понять Божье шептание.

Услышал. Понял. Смысл был простой, ясный.

Кто-то тронул сзади за ворот. Обернулся – брат.

– Не прогневайся, Клюква. Я и сам не ждал, – виновато сказал Борис. – Конные все со мной хотят. А из пеших не идут только старики. Всего восемнадцать человек… Голым тебя оставляю. Опомнятся поганые, придут за Тагыза мстить – с кем отбиваться будешь?

Когда Ингварь не ответил, брат забеспокоился:

– Но ты обещал, что всех охотников отпустишь! Эй, куда ты всё глядишь-то?

Глядел Ингварь на маленькое облачко – почти что круглое, клюквенного цвета.

Улыбнулся, вспоминая услышанное. То же самое и сказал вслух, только переиначил по-своему, потому что точно таких слов в человеческом языке не было:

– Ничего. Управлюсь как-нибудь, с Божьей помощью. Мне отсюда уезжать некуда.