Валерий Замыслов - Иван Болотников Кн.2

— А пусть дворяне не землей, а царским жалованьем кормятся.

— Но где ж царю казны набраться, коль дворяне без поместий останутся?

— Казна не оскудеет. Коль мужика хозяином на земле сделать, будет у него и достаток. А с достатка — царю налог. Будет и воля, и войско, и держава крепкая.

«Мудрен казак, — раздумывал после разговоров с Болотниковым Михайла. — Знать, скитания-то его многому научили. Но не слишком ли опасно такого на Русь отпускать? Поукладистей бы кого Шаховскому… Но рохле рати не водить. Пусть уж едет в Путивль, а там как бог укажет».

На другой день Молчанов вновь позвал к себе Болотникова.

— Ты, поди, уж наслышан о спасшемся Дмитрии.

— Наслышан, Михайла Андреич.

Молчанов с минуту помолчал, а затем ступил вплотную к Болотникову и тихо, но со значением вымолвил:

— Был я намедни у царя Дмитрия Иваныча… О тебе сказывал. Царю нужны ратные люди. Указал государь назначить тебя Большим воеводой.

— Воеводой? — озадаченно протянул Болотников. — Статочное ли то дело, Михайла Андреич? Куда уж нам с суконным рылом в калашный ряд. Никак шутишь?

— Ведай, Иван Исаевич: цари не шутят. Нравен ты стал государю своими ратными подвигами. И кому, как не тебе, воинство вверять! Согласен ли ты послужить Дмитрию Иванычу?

— То немалая честь.

— А ежели насмерть с Шуйским доведется биться?

— За доброго государя не грешно и голову сложить.

Молчанов остался доволен словами Болотникова. Чувствовалось, что тот не лукавит и крепко верит в «Дмитрия Ивановича».

Молчанов не ошибся: Болотникову по сердцу пришелся Красно Солнышко. То, что он увидел на рубеже и услышал от путивльских ходоков, взбудоражило его душу.

«Люди понапрасну под стрелецкие сабли не встанут. Ишь, с какой отвагой обрел смерть содруг Тимохи и Матвея. До сих пор его слова из головы не выходят: «Лучше смерть приму, но Дмитрия не предам, не предам заступника». Видно, и в самом деле Дмитрий Иваныч к народной нужде лицом повернулся».

Молчанов подошел к столу и открыл крышку темнозеленого ларца. Вынул грамоту, свернутую в трубку; на столбце три красные царские печати.

— Сей грамотой жалует тебя государь Дмитрий Иваныч.

Болотников, принимая столбец, низко поклонился. Молчанов же весомо продолжал:

— Поедешь в Путивль к воеводе Шаховскому. То собинный друг царя Дмитрия. Князь Григорий Петрович отказался целовать крест Шуйскому и поднял супротив него свое воеводство. Шаховской ждет тебя, Иван Исаевич. Поезжай с богом и выступай на подлых изменников. Твое дело свято!

В тот же день, с небольшим отрядом беглых севрюков, Болотников отбыл в Путивль. Вместе с ним поехали Тимофей Шаров и Матвей Аничкин.

Михайла Молчанов бежал из Москвы 17 мая 1606 года.

Казалось, ничто не предвещало беды. Неделю назад, ночью, вкупе с Петром Басмановым и полусотней жолнеров ехали по Чертольской к дворянину Афанасию Пальчикову.

Были наподгуле, с шумом и гамом ввалились в хоромы.

— Великая честь те, Афанасий, выпала. Царь Дмитрий Иваныч берет к себе во дворец дочь твою Настюшку. Будет в услуженьи у государыни, — молвил Молчанов.

Афанасий Якимыч стал мрачнее тучи: хорошо знал, что за «услуженье». Всей Москве ведомо: царь Дмитрий — первейший прелюбодей и бабник, что ни день — волокут в цареву опочивальню девку.

Сухо произнес:

— Спасибо за милость. Однако ж рано моей дочери на царицыну половину. Настеньке и шестнадцати нет.

— Девка в самой поре, — захохотал Петр Басманов. — Зови!

Но Афанасий и с места не стронулся. Грузный, наугрюмленный, осерчало молвил:

— Побойтесь бога, православные. Аль мало других девок? Не отдам Настеньку во дворец.

Молчанов нагло сощурился.

— Не чинись, Афонька. Не тебе, холопу царскому, государеву волю рушить, — обернулся к жолнерам. — Ищите девку!

Пальчиков метнулся к стенке, сорвал с колка саблю.

— Прочь, святотатцы!

— Но выхватить из ножен саблю не успел: накинулись жолнеры, повалили на пол, повязали сыромятными ремнями. Плачущую Настеньку вывели из светелки. Девка статная, красивая, пышная русая коса ниже пояса.

— Не хочу, не хочу к царице!

— Дура! — любуясь дворянской дочкой, прикрикнул Молчанов. — В злате-серебре будешь ходить, боярыней у царицы Марины станешь.

— Не хочу боярыней. С тятенькой и матушкой хочу жить!

Девку кинули поперек седла и повезли в Кремль.

• Михайла Молчанов «большой негодяй, льстец и злой лицемер, не боявшийся ни бога, ни людей, с помощью своих слуг повсюду выискивал красивых девиц, добывая их деньгами или силою, и тайно приводил их через потаенные ходы в баню к царю, а после того как царь натешится с ними, они ещё оказывались довольно хороши для Басманова и Молчанова. Если царь замечал красивую монахиню, коих в Москве много, то она уже не могла миновать его рук… После его смерти оказалось по крайней мере тридцать женщин, забеременевших от него».

Молчанов и Басманов в который уже раз сидели в предбаннике, освещенном слюдяными фонарями. Тянули из кубков мальвазию, посмеивались:

— Женолюбив Дмитрий Иваныч.

— Девки-то смачные, вот кровь и играет. Зрел Настюху? Ягодка!

— А Ксения и того краше.

— Сказал! То царь-девка! Во всем белом свете такой красы не сыщешь. Жаль, Марина взбунтовалась.

Перед приходом Самозванца в Москву Голицын, Мосальский, Молчанов и Шелефединов ворвались со стрельцами в годуновские покои. Царицу Марью удавили, молодого государя Федора Борисовича умертвили кинжалом, шестнадцатилетнюю же Ксению оставили в живых.

Прослышав о необычайной красоте царевны, Самозванец повелел доставить ее в свои покои. С того дня дочь Бориса Годунова стала его любимой наложницей.

Сандомирский воевода осердился: вот-вот Марина Мнишек выйдет замуж за Дмитрия и венчается на царство, а греховодник зятек у всех москалей на виду пустился в разврат. Юрий Мнишек отослал спешную грамоту:

«Поелику известная царевна, Борисова дочь, близко вас находится, то благоволите, ваше царское величество, вняв совету благоразумных с сей стороны людей, от себя ее отдалить. Ведайте, ваше царское величество, что люди самую малейшую в государях погрешность обыкновенно примечают и подозрение наводят».

Самозванец опечалился: юная Ксения влекла его днем и ночью. Но наложницей пришлось поступиться: допрежь всего дела державные. Ксению, под именем инокини Ольги, постригли и сослали в Белозерский монастырь [22] Царевна Ксения умерла 30 августа 1622 г. и погребена в Троице-Сергиевском монастыре; на ее могильном камне начертана надпись: «Лета 7130 в 30 день преставися благоверная царевна Ольга Борисовна». .

…За дверями слышались приглушенные воркующие слова Дмитрия и всхлипы Настеньки. Царь тешился!