Валерий Замыслов - Иван Болотников Кн.2

Иван Исаевич спрыгнул с коня, спросил:

— Никак в луга?

Мужик искоса глянул на путника и продолжал громыхать ручником.

— Покос далече?

Лицо крестьянина показалось Болотникову знакомым. Где-то он видел этого широколобого бровастого мужика.

— Слышь, мил человек… Дозволь покосить.

Мужик глянул на проезжего зорче. Дюжой! Видать, из служилых. В чуге, при сабле, пистоль за поясом. Поди, и косы-то не ведал.

— Слышь… Готова твоя литовка. Дозволь.

Мужик кашлянул в русую бороду, поднялся. Молвил строго:

— Коса не для потехи, сердешный.

— Ведаю, друже. Да ты не сомневайся, не спорчу!

Мужик вдругорядь хмыкнул.

— Чудны дела твои, осподи… Пойдем.

Миновав деревеньку, вышли за околицу. Здесь, за хлебным полем, тянулось к березовому перелеску сенокосное угодье. Стояли высокие пахучие травы, облитые серебряной росой.

Мужик прошел вдоль загона, встал подле высохшей осиновой вехи.

— Отсель и зачинай, служивый.

Иван Исаевич снял пояс, сбросил темно-синюю чугу. Высокий, плечистый, шагнул к угодью. Набежавший ветер взлохматил кучерявую голову, дохнул пьянящим запахом трав. Темные глаза с молодым задором глянули на мужика.

— Зачну, друже.

Размашисто перекрестился, поплевал на ладони — и пошел гулять по дикотравью! Косил легко и ходко, оставляя за собой ровный широкий зеленый валок.

«Жжжах, жжах», — пела литовка, срезая мятлик, донник и горицветы.

Косил жадно, с упоением в лице, хмелея от мужичьей работы. Селянин, стоявший на краю угодья, перестал ухмыляться: казак шаркал косой, будто заправский крестьянин.

«Спор на руку служилый, — одобрительно крякнул мужик, — знать, из оратаев».

Уложив добрых полдесятины, Болотников вернулся к селянину. Лицо его взмокло, от рубахи валил пар. А глаза шалые.

— Ну, спасибо тебе, друже. Век не забуду.

— Ловок ты. Поди, и за сохой ходил?

— За сохой?.. За сохой, гутаришь? — наморщил лоб Иван Исаевич и весело хлопнул мужика по плечу. — Припомнил-таки! За сохой-то мы вкупе ходили.

— Да ну? — протянул мужик.

— Митяй Антипов!

— Митяй… Но тя не ведаю.

— Запамятовал, бедолага. Да ведь мы с тобой в Диком Поле повстречались. А ну-ка припомни, с кем ты у Медведицы новь подымал?

— У Медведицы?.. Погодь, погодь!..

Казачий атаман!.. Осподи, вот уж не чаял.

— Признал, — вновь хлопнул мужика Болотников и громко рассмеялся. — Нашел свою землицу? Давно тут?

— Давно, служилый. Почитай, с той поры, когда меня с казачьего Поля вымели… Вот уж не чаял!

— Судьба, Митяй. А ее, брат, на кривой не объедешь… На Шуйского не сбираешься?

— Не, служилый.

— Чего ж так? А ежели царево войско сюда нагрянет? Волость-то бунташная. Тогда прощай волюшка. Кто ж за нее станет биться?

— Авось не нагрянет, бог милостив.

— Вот ты как… Худо то, Митяй. На авось надежа плохая. Надо всем миром за волю стоять. Сиднем доброго житья не добудешь. Ты глянь окрест. Народ повсюду в рати сбивается.

— Не воин я, милок. Ты уж прости… Пойду я. Траву по росе косят.

Митяй шагнул к угодью, а Болотников, покачав головой, взмахнул на коня. Надо было поспешать в крепость.

Путивльский владыка отслужил в храме напутственный молебен. Войско заполонило городскую площадь.

Благословляя Болотникова иконой Иверской богоматери, архиерей изрек:

— Ратной удачи тебе, сыне. Да храйит тебя бог!

К Большому воеводе и войску обратился князь Шаховской:

— С нами бог и истинный государь Дмитрий Иваныч. Под его святыми знаменами вы дойдете до Москвы и скинете с трона неправедного Шубника, кой всей державе ворог. На престол сядет богоданный царь, рюрикович, наследный сын великого государя Ивана Васильевича. Он покарает недругов-бояр, а земли и богатства их повелит отдать своему христолюбивому воинству. Крепко помните — ждет вас щедрая царская награда. За истинного государя, православные! Слава Дмитрию Иванычу!

— Слава!

— Умрем за государя!

— Слава Красно Солнышку!

Болотников надел на голову высокий железный шишак с кольчатой бармицей, привстал на стременах; большой, осанистый, затянутый в серебристую кольчугу; зычно, на всю площадь, воскликнул:

— В путь, други!

Запели трубы, загремели тулумбасы, загудели рожки и дудки; войско двинулось к воротам. Впереди дружины, на конях, Большой воевода и военачальники: Федор Берсень, Юрий Беззубцев, Мирон Нагиба, Нечайка Бобыль, Тимофей Шаров, Матвей Аничкин.

Колыхались на упругом ветру стяги и хоругви, блестели на солнце кольчуги и панцыри, колонтари и бехтерцы, бердыши и секиры, отливали золотом затинные пищали и пушки.

Вслед за конной дружиной и пушкарским нарядом следовала пешая рать. Тут крестьяне и холопы, бобыли и монастырские трудники, посадчане и гулящие люди [29] Гулящие люди — вольные, бестяглые. . Вооружены чем попало: боевыми топорами и рогатинами, кистенями и шестоперами, прадедовскими мечами и дубинами…

Позади всего войска скрипел колесами обоз. На подводах: харчи, бочонки с водой, деготь, смола, топоры, веревки, сыромятные ремни, гвозди, подковы…

Вышли из Путивля.

Войско длинной извилистой змеей растянулось по дороге. Болотников въехал на пригорок, оглянулся.

— Силища, Иван Исаевич! — весело молвил Нечайка.

— Боле десяти тыщ. Шутка ли? — вторил ему Мирон Нагиба.

— То лишь начало. Погоди, обрастем новыми ратями, други, — сказал Болотников.

«Сколь мнилось о том, сколь дум передумал, — возбужденно поглядывал на повольников Иван Исаевич. — Еще в пору Бориса Годунова помышлял на бояр замахнуться. Не случись в Раздорах измены, пошел бы с казаками по Волге бояр громить. Жаль, ордынцы помешали, а то бы пылать красному петуху… Ныне же костер пожарче вспыхнет. Мужик да холоп на боярина поднялся! Народ! Чу, по всей Руси смута идет. Ныне токмо и биться, токмо и сколачивать народные рати. Сколачивать под единую руку, дабы крепче по господам вдарить».

Всплыли слова, сказанные Михайлой Молчановым: «Пойдешь по Руси Большим воеводой. То не всякому дано».

Дрогнуло в смутной тревоге сердце. Тут тебе не донская станица, тут бремя куда весомей. Удастся ли поднять весь народ и добыть у бояр волю?

Подернулось хмурью лицо.

«Справлюсь ли, господи! Под силу ли мне сие?»

— Нет, ты глянь, глянь, Иван Исаевич, как мужики идут! Оборонка — топор да рукавица, а задору! — подтолкнул Болотникова Мирон Нагиба.

Мужики и в самом деле шли мимо воеводы удалые. Рослые, кряжистые, крутоплечие, потрясая «оружьем», кричали:

— Побьем Шубника, воевода!

— Веди, Иван Исаевич!

Один из повольников, дюжий большеротый мужичина в сермяжном азяме, вскинув над кудлатой головой пудовую дубину, гаркнул:

— Слава воеводе!

— Слава! — дружно отозвалась пешая рать.