Анита Амирезвани - Равная солнцу

Я не мог не подумать, что похвалы за корону должны бы достаться Пери, но, может быть, он просто слегка преувеличивает.

Не смогла удержаться и Султанам:

— Иншалла! Благодарю Бога за сбережение моего сына. Чтоб явить мою глубочайшую признательность, я клянусь перед всеми построить мечеть и медресе в Казвине.

Раздался дружный вздох — все знали, сколько стоит нанять зодчего, строителей, гончаров и артель рабочих на несколько лет. Но все жены и дети покойного шаха недавно были извещены казначейством о состоянии, которое унаследовали после его смерти, а для самых любимых, подобно Пери, туда входил доход с целых городов.

— Ваше благочестие — пример всем женщинам, — ответил он.

Исмаил приветствовал жен своего отца в порядке старшинства, включая и Султан-заде, пока наконец его внимания не удостоилась и Пери.

— Сестра моя, когда я последний раз видел тебя, ты была маленькой девочкой, — сказал он. — Как все меняется! Во время моего путешествия меня просто забрасывали сообщениями о твоих свершениях во дворце. Уважение к тебе больше, чем ты могла бы представить.

Пери склонила голову, принимая похвалу. Я все дожидался, когда он разразится речью вроде той, что адресовал своей матушке.

— Скажи мне, я сильно изменился?

Пери изумленно подняла голову. Она, похоже, не знала, что сказать.

— Я хочу знать правду.

На мгновение дымка заволокла ее взгляд.

— Я вижу перед собой брата, который был так добр, что учил меня, когда я была еще ребенком, а он уже великим воином, — вежливо отвечала она.

— Учил чему?

— Искусству лучника.

— И посмотри на меня теперь! — сказал он с неприятным смехом.

Судя по его худым рукам, теперь он не смог бы даже натянуть тетиву.

— Мое самое заветное желание для нас обоих — поскорее снова начать стрелять вместе, — тихо сказала Пери. — Я к вашим услугам.

— Полагаю, на этот раз меня будешь учить ты, — отвечал он.

Хотя тон у него был шутливый, по моему загривку пробежал холод.

— Я навечно останусь вашей ученицей, — сказала она. — Я никогда не забуду, как вы учили меня держать лук и учили найти цель прежде всего сознанием. «Найди слабое место, — говорили вы, — уязвимое телесно, и ударь туда, где ошибки не будет». Я сохранила эти наставления в сердце. После вашего отъезда я часто занималась и, когда вы не вернулись, спрашивала о вас. Один из полководцев отца сжалился надо мной и называл мне те места, где вы тогда сражались. Я потребовала карту этой части страны, шахский картограф нарисовал мне ее, а я отмечала на ней ваше продвижение кусочками бирюзы.

Тут она умолкла, без сомнения не желая напоминать ему об унизительном заключении.

— И что же было потом?

— Однажды карта исчезла, а с нею и ваше имя, — ответила она. — Я так благодарна Богу, что Он вернул вас сюда!

— Должно быть, это как увидеть воскресшего из мертвых, — сказал он.

Желтизна его лица не позволяла возразить.

— Я вижу благородного шаха, чьи щеки румянее гранатов, — запротестовала Пери.

Он отмахнулся, предупреждая речи, которым не верил.

— К слову, сегодня рано утром я посетил могилу нашего отца.

Пери напряглась. Отец был похоронен во временной могиле, в ближнем храме, ожидая решения Исмаила о постоянном месте погребения. Остальные женщины запричитали, как делали каждый раз, когда упоминалось имя усопшего. Слезы покатились по щекам Пери, но глаза Исмаила остались сухими.

Миг был настолько неловким, что я просто был рад, что могу выдернуть из пояса один из подаренных Пери платков и предложить ей. Она вытерла глаза и сказала:

— Теперь мы будем плакать вместе, брат мой.

Он рассмеялся снова, и это был омерзительный смех.

— Все мои слезы высохли, — ответил он.

Держать себя он не умел.

— Велики были ваши страдания. Мое самое большое желание — посвятить себя вам, дорогой брат, — быстро сказала Пери. — Обещаю быть полезной.

— Да, полагаю, ты сможешь, тебя столько лет согревало сияние нашего отца… О, какая утрата!

Пери выпрямилась на подушке:

— Я очень благодарна ему за счастье питаться его мудростью.

— О дорогая сестрица, я не хотел тебя обидеть. Я только хотел сказать, что его знания больше пригодились бы ребенку, который мог стать шахом.

Пери выглядела пораженной.

— Да ладно, — сказал он. — Мне было не суждено. И все же смотри, какие великие дары Бог уготовал мне. В благодарность за твою службу я выбрал тебе караван-сарай в Ардебиле.

— Благодарю вас за вашу щедрость, — ответила Пери.

Это был щедрый подарок — караван-сарай обеспечит немалый ежегодный доход, — однако я был уверен, что она предпочла бы более скромный дар, врученный с искренней благодарностью.

— Пожалуйста.

— Брат мой, — сказала Пери, — может быть, вы захотите узнать о делах дворца? Есть срочные вещи, требующие обсуждения.

— Всему свое время. — Он сменил позу. — Есть только одно, что я хочу знать немедля. Как вели себя наши вельможи?

— Колебались.

— Но нашу семью они почитали?

— Да, большей частью.

— А кто в меньшей?

— Мне неприятно кого-то обличать. Они были сбиты с толку.

— Но я настаиваю, чтоб ты сказала.

— Возможно, вы уже слышали, что несколько знатных персон проявили строптивость. Однако стоило прочитать им ваше письмо, и они одумались.

— Кто? Ты не должна ничего скрывать от меня.

— Ну, главным образом мирза Шокролло, главный казначей, и его приверженцы.

— Понятно. Я это учту.

— Благодарю вас. Брат, могу ли я теперь говорить о делах дворца?

Пери была чуть слишком настойчива, но никто не мог сказать, когда он снова позволит ей встретиться с ним. Глаза Исмаила без конца оглядывали комнату, словно что-то искали.

— Что такое, сын мой? — спросила Султанам.

— Ничего, — ответил он. — Я должен идти.

Резко поднявшись, он дал понять, что прием окончен. Удивленные, встали и мы.

— Благодарю вас за посещение. Оставляю вас, угощайтесь, а я пока займусь неотложным делом.

Он даже не даровал благородным женам милость своего присутствия на трапезе! В замешательстве они глядели друг на дружку, и только Султан-заде явно испытывала облегчение. Мать Пери и Зару-баджи нарушили неловкое молчание шумными поздравлениями Султанам.

Я принял у Пери сырой платок.

— Что с ним? — тихо спросила она.

— Боюсь, что он забылся, — шепнул я. — Если бы не вы, не видать ему власти.

— Да, признаёт он это или нет.

— Возможно, ему требуется время, чтоб освоиться. Должно быть, трудно сегодня быть узником, а завтра стать шахом.

— Я словно говорила с отшельником, отбросившим всякую учтивость, — сказала она, побледнев.

Вошли слуги со скатертями и первыми блюдами трапезы, жареным и тушеным мясом, но Пери сказала, что у нее нет аппетита и она не останется. Когда она прощалась, ссылаясь на женские недомогания, Хадидже обеими руками поправила платок, скрывавший ее волосы, и поймала мой взгляд, а я поправил свой пояс — это был наш сигнал, что попозже вечером я появлюсь, и она глянула через правое плечо, что означало согласие.