Наталья Павлищева - Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник)

– А ну-ка, идите сюда! Так-то вы бережете честь своей сестры?! – возмущению Ингигерд не было предела. А опущенные глаза дочери и смущенный сын только подтверждали ее догадку.

– Эллисив вас об этом попросила?

Анна замахала обеими руками:

– Нет, что ты, нет! Она даже не хотела! Это… я ее… уговорила…

– Зачем?

Девушка уже пришла в себя и затараторила:

– Как ты не понимаешь? Они не виделись десять лет, должна же Эллисив понять, за кого выходит замуж!

Княгиня некоторое время молча смотрела на свою беспокойную младшую дочь. Вот за кем нужен глаз да глаз, эта способна и сама бежать вот так, как сделал Харальд!

– А хочет ли такой встречи сам Харальд, ты об этом подумала?

– А Всеволод на что? Он бы и узнал!

Ингигерд с укором глянула на сына, словно спрашивая: ты-то куда с ними? Тот стоял с опущенной головой. Получалось, что Анна втянула в некрасивую историю всех? Этого справедливое сердечко несостоявшейся юной сводницы допустить не могло, она замотала головой:

– Это я во всем виновата! Они все не хотели, это я!

– Хорошо хоть сознаешься, – вздохнула княгиня. – Я позову Харальда к себе поговорить. Скажешь, чтобы туда пришла и сестра.

Анне очень хотелось завизжать от восторга, но она сдержалась. Ингигерд с легкой улыбкой смотрела вслед уходившей почти вприпрыжку дочери. Как такой найти мужа?

– Всеволод, не иди у нее на поводу, Анна слишком часто сначала делает, а потом думает. К чему все приведет?

Сын только кивнул головой, что каяться, он почти поддался на уговоры сестры, как теперь все понимали, могущие привести к настоящей неприятности.

Княгиня действительно устроила встречу дочери с ее женихом у себя в горнице. Молодые люди ни о чем не поговорили, зато посмотрели друг на дружку. Но Ингигерд расспрашивала Харальда о жизни, а Эллисив слушала, широко раскрыв глаза.

Правда, слушала не одна Эллисив, задержав дыхание, впитывала впечатления и Анна. Потом в девичьем тереме она крутилась на одной ножке и вздыхала, прижимая руки к груди:

– Ах, Эллисив, как он хорош! Как он смел! Как он горяч! Как он тебя любит!

Честно говоря, Эллисив не все понравилось в рассказах жениха, она уже поняла, что Харальд, несмотря на замечательные висы, посвященные ей, познал немало женщин и вряд ли будет хранить верность после свадьбы. Услышав эти сомнения, Анна вытаращила на сестру глаза:

– Да… да как ты можешь?! – У нее не хватало воздуха в груди, чтобы высказать свое возмущение. – Как ты можешь ему не верить, если он помнил тебя целых десять лет?!

– Помнить одно, а изменять – совсем другое…

– Нет! Нет, нет, нет! Ты не можешь думать так плохо о своем женихе! Он твой жених, понимаешь, твой жених! – внушала младшая сестра старшей. – Он тебя любит, и ты его тоже. А что у него были женщины… ну-у… это как у всех мужчин!

Обе сестры рассмеялись в ответ на такие утверждения:

– Ты-то откуда знаешь?

Споры закончились тем, что Анна уселась на своем ложе, согнув ноги в коленях и уперев в них подбородок, и мечтательно произнесла:

– Эх, мне бы такого жениха… Я бы не задумалась, полетела бы к нему птицей…

Жених пробыл в Киеве всего два дня, отправился в Новгород, во-первых, за своим золотом, а во-вторых, на смену отправлявшемуся в поход на Византию Владимиру.

Князь Ярослав с удовольствием пошел бы сам или отправил вместо княжича кого-то другого, но сделать это было невозможно. Без князя поход не поход, да и Владимиру пора в настоящее дело. Извинений от Византии Ярослав не дождался, потому приходилось выступать с силой. Сам князь отправился на Мазовшу на запад.

Ярослав постарался усилить войско сына как мог, отправил с ним обоих своих сильных воевод – Ивана Творимировича и новгородского Вышату – сына боярина Остромира.

Перед своим уходом он долго беседовал с сыном, убеждая быть осторожным и осмотрительным.

– Греки хитры, всегда были хитры. Война с ними удалась только князю Олегу, да и только потому, что не подозревали о русской силе. Даже князь Святослав погиб из-за их хитрости. Нам ни к чему вести с греками войну, если будут откупаться, откуп бери. Не рискуй, прошу тебя, ты мне дороже любых греков.

Неизвестно, как слушал отца молодой князь, только поступил он по-своему.

Наконец русский флот двинулся вниз по Днепру. Кажется, только тут византийский император Константин понял, что подготовка Киева к войне не была просто демонстрацией силы или попыткой устрашения на расстоянии. Оттуда спешно отправились послы с извинениями за убийство русского в драке в Константинополе.

Владимир напрочь забыл все советы отца, вернее, согласился на откуп, но назначил такую цену, в которую послы не сразу поверили, – больше двадцати гривен на одного вышедшего в поход воина! Возможно, если бы русские суда стояли под стенами Константинополя, как когда-то ладьи Вещего Олега, греки и выплатили бы любую сумму, но пока молодой князь находился со своими далеко, и сделка не состоялась. Теперь военное столкновение было уже неизбежно.

Иван Творимирович попробовал напомнить молодому князю просьбу отца быть осторожней:

– К чему столько требовать? Не лучше ли получить меньше, но вернуться с честью, чем рисковать?

– Вот пусть отец и осторожничает со своими ляхами вместе! Ему только замиряться со всеми.

Воевода даже обиделся за князя Ярослава:

– Князь, когда нужно, и соколом в седло взлетал, и ястребом на врага кидался, а только вначале всегда замириться старался. Греки, они на море воевать горазды, у них огонь страшный есть…

– У них греческий огонь, а у нас дружина Ингвара!

– Да ведь варяжских всего три десятка судов, остальные наши, к морю не приученные, – вступил в разговор и Вышата. Ему тоже очень не нравилась ненужная горячность молодого князя. Сердце чуяло, что быть тому битым! – С греками на море биться, что против ветра плевать.

Слышавший разговор Ингвар захохотал во все горло:

– Так и скажи, воевода, что боишься греческого огня! Князь, может, оставим воевод здесь, пусть пороги сторожат, пока мы побеждать будем?

Никаких увещеваний не получалось, бахвальство варяжской дружины делало свое дело, тем более вспомнили, что Харальду удалось одному справиться с таким числом греков. Стало казаться, что глупых византийцев побить, что плюнуть, только не против ветра, а просто мимоходом. Воеводы только вздыхали: князь им не простит поражения сына…

Оставалось только махнуть рукой и положиться на судьбу да Божью помощь.

Владимиру удалось пробить первые выставленные против него кордоны византийцев и пройти к самому устью Дуная. На военном совете русские воеводы, привыкшие сражаться в пешем или конном строю, предлагали встать в поле, дожидаясь сражения. Но варягов такое ожидание возмутило: