Наталья Павлищева - Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник)

Епископ Роже снова и снова вздыхал: такого он не встречал даже в Константинополе! Киев поразил послов всем, чем только мог поразить.

Кроме прогулок по городу и пиров, к которым послы постепенно привыкли, Готье Савайер много времени проводил беседуя с княжной Анной. Его задачей было научить невесту короля хотя бы чуть понимать французский язык и говорить саму. И снова епископа ждало потрясение. Анна оказалась на удивление умна, хотя весьма и весьма своенравна и даже строптива. Это не помешало им подружиться.

Если хитрый и осторожный Роже вел дела с князем, то Савайер – с его дочерью. И неизвестно, что теперь было важнее, ведь в основном с Ярославом уже договорились, теперь предстояло убедить княжну Анну, что ей не будет хуже в далекой Франции. Епископ уже понял, что если отцовская любимица заупрямится, то Ярослав не посмотрит ни на какие уговоры, вернет все подарки и выставит вон. А Савайеру очень хотелось, чтобы Франция получила такую королеву, а король Генрих такую жену. Он слишком хорошо знал и Францию, и Генриха, чтобы не понимать, что о такой свадьбе можно лишь мечтать. Теперь от осторожности и разумности самого епископа зависело, станет ли мечта явью.

Шли день за днем, неуклонно приближая час расставания. Как ни тяни, а ехать нужно. Предстоял далекий путь, причем с большим обозом, множеством сопровождающих, тех, кому предстояло жить в далекой стране со своей хозяйкой, и тех, кто только довезет ее туда, множеством возов с дарами и приданым, с тем, без чего Ярославна первое время не сможет обойтись…

И хотя было решено погостить у обеих родственниц-королев, мимо которых поедут, – в Польше у Марии-Добронеги и в Венгрии у Анастасии, все равно путь получался трудным и опасным. С каждым днем росло количество заботливо упакованных сундуков, тюков, коробов.

А у Анны росла паника, постепенно она стала сознавать, что действительно уезжает из Киева в неведомую даль, причем навсегда!

Княжна решила попрощаться со своим названым женихом – боярином Филиппом. Она с детства столько лет твердила, что Филипп ее будущий муж, что сама и все вокруг почти привыкли к этой мысли. Отправленный к боярину гридь вернулся с ответом, что тот готов прийти, куда сказано и в тот час, что указала княжна.

Рослый красивый боярин был смущен, его «жениховство» выглядело шуточным, только пока сама Анна была маленькой, потом Ингигерд строго поговорила с Филиппом, посоветовав ему выбросить такую мысль из головы, тот сознался, что и не загадывал… Он действительно не давал повода для нехороших мыслей про княжну. Да и она тоже. К чему же вести такие разговоры сейчас, когда она уже сосватана и не за кого-нибудь, а за короля?

Анна смотрела на Филиппа, выжидая. Если бы он только слово сказал, только намекнул, девушка ни за что не поехала! Лучше сбежала с ним куда глаза глядят. Но боярин молчал, вернее, говорил что-то о том, что она будет счастлива с мужем. Анна вдруг перебила его, вскинув свои синие глаза:

– Возьми меня за себя…

Он ждал и боялся этих слов, скажи она раньше, и боярин все сделал, чтобы убедить князя отдать за него дочь. Но сейчас Филипп вдруг прекрасно понял, что княжна говорит от отчаянья, покачал головой:

– Я не нужен тебе, Анна, ты просто не хочешь уезжать.

– Все равно возьми.

– Да ведь это на всю жизнь! А завтра кого полюбишь и будешь меня клясть?

Девушка помолчала, потом вздохнула:

– Я назову сына твоим именем.

Глядя ей вслед, Филипп тихо произнес:

– Имя сыну даст его отец.

Слегка повернув голову в его сторону, княжна покачала головой и повторила:

– Я назову сына твоим именем.

Анна сдержала слово, ее старший сын получил имя Филипп, тогда непривычное среди европейских монархов, это позже у них появятся множество Филиппов.

То ли княгиня узнала о встрече дочери с боярином, то ли просто пришло время, но она позвала Анну к себе – тоже для разговора. Князь Ярослав это сделал на день раньше.

Дочь опустилась прямо на пол, покрытый толстым ковром, прижалась к ногам матери.

– Пришло время уезжать, Анна. Тебе будет тяжело, дитя мое, много тяжелее сестер. Но ты самая сильная, и ты справишься.

– Почему тяжелее? – Голос Анны чуть дрогнул.

– Эллисив и Анастасия выходили по любви и знали за кого, а ты нет.

– Но ты тоже, матушка.

– Именно поэтому я и веду разговор. Послушай меня, доченька, внимательно послушай и хорошо запомни мои слова.

Каким бы ни оказался твой муж: старым, некрасивым, грубым, постарайся, чтобы с первой минуты вашей встречи другие мужчины для тебя перестали существовать. Если сможешь это сделать, тебе будет много легче. Не позволяй думам о других проникать в твое сердце, это причинит боль и твоему мужу, и тебе самой.

– Знаю, матушка, слышала о вашей тайной любви с Олавом Норвежским.

– От кого слышала?! – ахнула Ингигерд. Неужели Ярослав догадался рассказать дочери про такое?

– Скальды ее воспевают.

– Скальды… Не было никакой любви, Анна. Девушкой придумала, какой замечательный у меня жених: самый умный, самый красивый, самый лучший. А он женился на другой. Вышла замуж за твоего отца и много лет мысленно сравнивала, да так, что едва не потеряла любовь князя Ярослава.

– А… потом? – осторожно поинтересовалась Анна, видя, что мать задумчиво замолчала.

Та вздохнула:

– А потом увидела Олава воочию и поняла, что давно люблю мужа, и любила только его. Постарайся полюбить своего мужа, Анна. И пока будешь с ним, не допускай никого другого не только в сердце, но и в мысли.

– А… ты правда не любила Олава Норвежского? – все же попыталась выпытать у матери девушка.

Ингигерд улыбнулась:

– Наверное, любила, но не настоящего, а придуманного, и до тех пор, пока не вышла замуж за князя Ярослава. Но только поняла это не сразу и причинила много боли мужу. – Ингигерд обняла дочь за плечи, та прижалась к матери, чувствуя, что это их последний разговор по душам. – Не повторяй моих ошибок, Анна, не причиняй душевной боли мужу, особенно если он тебя полюбит.

Они еще долго сидели обнявшись и беседовали. Постепенно разговор перешел на детские воспоминания. Анна вдруг поинтересовалась:

– А почему я столько лет считала боярина Филиппа своим женихом? Вы обещали меня ему в жены?

– А ты не помнишь? – рассмеялась Ингигерд. – Когда Вышата Остромирович женился на Веселке, ты решила, что и тебе тоже нужен жених, и объявила таковым боярина. С тех пор и повелось: жених да жених. Отец и не помышлял, чтобы тебя ему отдать.

Анне очень хотелось возразить, что отдал бы, если бы она сама этого захотела! Но мать, видно, сама поняла, добавила:

– Вот если бы ты влюбилась в него по-настоящему… А то ведь детское баловство одно.