Валерий Замыслов - Иван Болотников Кн.1

Иван толкнул татарина в спину, тот очнулся, взвизгнул, поднялся на ноги и свирепо метнулся к Болотникову, норовя вцепиться в него зубами. Иван отшиб его кулаком.

— Прочь, пес! Свяжите ему ноги.

Пока ордынца вязали, он извивался ужом и рычал, кусая в кровь губы.

— Злой народ, жестокий, — насупленно бросил Болотников.

— А посечь его, батько. Вон сколь наших полегло, — подскочил с обнаженной саблей Емоха.

— Не трожь! Он нам живой надобен. Орда что-то замышляет. Повезем к толмачу [220] Т о л м а ч — переводчик. . На коня его.

Татарина кинули поперек лошади.

Болотников приказал собрать убитых казаков. Семь станичников не вернутся в свои курени. Дорого даются битвы с ордынцами.

Иван взметнул на коня и оглядел степь. Невдалеке тянулись невысокие, опаленные солнцем, рыжие холмы. Степь казалась убаюканной и спокойной, но Иван знал, что в любой момент могут показаться из-за холмов татары и вновь начнется лютая сеча.

Оглянулся. Дозорный курган едва виднелся в синей дали. Сейчас на кургане стоит передовая сторожа и с нетерпением ждет от станицы вестей.

«Далече ускакали», — подумал Болотников, направляя коня к ближнему холму. Въехал на вершину, напряженно всматриваясь в сторону крымских кочевий.

«Отсюда хорошо видно. Самое место новому дозорному кургану».

Болотников поехал по разъездам, маячившим в разных концах степи. Вначале направил коня в сторону понизовья, к правому берегу Дона. Проехал с полверсты и вступил в густую высокую траву, доходившую до плеч. Здесь начинался один из самых тревожных дозоров: разъезды терялись в бурьяне и зачастую не видели татар, набегавших с крымских степей. Ордынцы, на своих низкорослых конях, прятались в траве, как суслики, не было заметно даже их черных овчинных шапок.

Застава беспокойная, опасная; чуть зазевался — и ткнешься в бурьян, сраженный стрелой татарина. Ехал чутко, осторожно, прислушиваясь к каждому незнакомому шороху.

В бурьяне тонко пищали бекасы, голосисто и звонко бормотали куропатки, не умолкая трещали кузнечики; высоко над головой с протяжными криками пролетала к Дону стая диких гусей, а где-то в низине, из тихого озерца, донесся крик лебедя…

Привычные, родные звуки Дикого Поля. Болотников давно уже научился слушать и понимать степь со всеми её свистами, криками и отголосками, с её удивительной красотой и богатырскими просторами.

Неподалеку тихо заржал конь. Болотников остановил Гнедка, тяжелая рука опустилась на пистоль.

Кто?… Ордынец или свой казак-дозорный?

Конь вновь заржал, видимо, почуял лошадь Болотникова. Иван спрыгнул в траву: не подставлять же башку под ордынскую стрелу.

— И-ойе! Уррагах! — устрашающе донеслось вдруг из бурьяна. То был воинский клич татар. Но Болотников всердцах сплюнул, вскочил на Гнедка и смело тронул коня в сторону дикого возгласа.

— Опять степь булгачишь, Секира!

Голос Ивана был сердит: не первый раз пугает его этот дозорный. Секира, ухмыляясь, вышел из бурьяна.

— Здорово жили, Иван Исаевич!

— Тебе что, делать нечего? Сколь раз упреждал, — не верещи. Память отшибло?

— Отшибло, батько. Бей!

Устим Секира заголил спину, ткнулся на карачки. Болотников вытянул из голенища сапога плетку, хлестнул. Секира поднялся, поблагодарил:

— Спасибо, батько. Больше не буду.

— А коль вдругорядь заорешь — на круг поставлю. Ты ж на стороже стоишь, дурень. Таем стоишь. А тебя за три версты слышно. Аль тебе дозорный наказ не ведом?

— Ведом, батько. Прости.

— Ну смотри, Секира, — погрозил кулаком Болотников. — Все ли тут улежно?

— Улежно, батько. Поганых не зрели.

— А где второй?

— Да вон же батько… Подле тебя.

Глаза Секиры были смешливы, смех так и гулял по его загорелой лукавой роже.

Болотников огляделся, но никого не приметил.

— Брешешь, Секира.

— Да нет же, батько. Явись атаману, Нечайка.

Совсем рядом шевельнулся бурьян, над которым поплыл зеленый пук травы.

— Тут я, батько.

Перед Болотниковым предстал могутный молодой казак с копной молочая на голове. В пяти шагах дозорный сливался со степью.

Иван одобрил:

— Похвально, Нечайка.

— Ни один поганый не узрит, батько, — молвил Секира. — На него даже коршун сел, норовил гнездо свить, да Нечай чихнул, спугнул птицу. А потом, батько…

— Будет, — оборвал словоохотливого казака Болотников. — Степь доглядай.

— Доглядим, батько, — заверил Секира, а Болотников поехал к новому дозору.

Кончались запасы рыбы. Станичный атаман приказал раскинуть невод. Казаки направились к Гаруне, старому донцу, знавшему богатые рыбой тони.

Гаруня лежал у своего шалаша, обняв пустую бутыль из-под горилки. Казаки вздохнули.

— Не рыбак, старой.

Растолкали Гаруню, усадили, привалив к шалашу, позвали:

— Айда невод тянуть, Иван Демьяныч.

Гаруня поднял мутные глаза на донцов, молвил тихо:

— Айда, хлопцы.

Встал, замотался, но никто из донцов не поддержал деда: любой казак, как бы он пьян ни был, посчитает за великую обиду, если его поведут под руки.

Гаруня осилил два шага и рухнул в лопухи. Подложив ладонь под голову, бормотнул:

— Ступайте к Ваське.

Казаки пошли к Ваське. Тот был в своем курене и тискал смуглолицую турчанку. Добыл её в набеге и вот уже два года держал у себя.

Дверь в курень открыта настежь. Вошли Юрко и Деня. Полуголая турчанка метнулась было в темный закут, но Васька удержал её за подол сарафана.

— Казаки к неводу кличут, Васька.

— Ступайте к Гаруне, — позевывая, ответил станичник.

— Гаруня недужит.

Васька Шестак отпихнул полонянку, поднялся, натянул рубаху: когда Гаруня «недужил», он выходил вместо него на Дон, садился в челн и выбирал казакам тони.

Деня тихо греб веслами, а Васюта стоял на носу челна и глядел на воду. Никто лучше его не ведал рыбьих становищ, которые он определял по одному ему известным приметам.

На берегу дожидали казаки.

— Ну как, Васька, будем ли с рыбой?

— Будем. Тащите невод, за лещом нонче пойдем.

Казаки весело загалдели:

— Лещ — рыба добрая.

— И сушить и вялить.

— И под чарку!

Уложили невод, сели на челны и поплыли. Вблизи тони Васюта высадил казаков на берег и приказал, чтобы держали рот на веревочке. Казаки кивнули и молча застыли у камышей. Один из донцов привычно вбил в землю саженный кол с арканом.

— Трогай, — кивнул гребцу Васюта.

Челн медленно поплыл к заводи, а Шестак начал полегоньку выбрасывать в воду невод. Сперва плыли против течения, потом поперек заводи. Достигнув середины тони, Васюта глянул на верхнюю подбору с мотней. Над водой колыхались черные плуты [221] Плут — поплавок к сетям. . Сеть хорошо легла на дно, перекрывая нижней подборой заводь. Над мотней чуть покачивался деревянный бочонок: если много рыбы зайдет в снасть, то бочонок не позволит утянуть подбору в воду.