Виктор Карпенко - «Вставайте, братья русские!» Быть или не быть

Великий князь встретил семью у ворот княжеского терема. Он отметил, как за год подросли дети, как возмужал Александр и еще больше похорошела Ростислава. За объятиями и радостью встречи он не забыл о семье боярина Романа Федоровича. Кивком подозвав огнищанина, князь Ярослав распорядился поселить семью посольского боярина в тереме. Самого же Романа Федоровича он отправил обратно в Булгарию. Посольский боярин даже не противился, понимал, что в это трудное время его глаза и уши принесут бо´льшую пользу Руси, нежели чем его меч на службе у великого князя. Одно тревожило Романа Федоровича: дети, Мария. Но князь Ярослав заверил:

— Не тревожься. Жить будут по-княжески, не зная нужды, а сыновья будут ратной науке обучаться вместе с княжичами.

Как ни спешил Александр в обратный путь, трудный для себя разговор он завел лишь на третий день своего пребывания во Владимире, когда после осмотра городских стен и сторожевых башен князья — отец и сын — присели отдохнуть на ошкуренных и сложенных в тени под навесом бревнах. Распустив пояс, князь Ярослав снял летний кафтан, повел, расправляя, плечами.

— Хорошо-то как, — вздохнул он полной грудью. — Душа радуется от вида этого, — повел князь рукой в сторону возводимого на месте сожженного татарами Успенского собора. — От старого-то только стены остались, а теперь, глянь-ка, еще год-два, и засияет собор золотыми куполами, порадует колокольным перезвоном.

— Все так, отец, и я радуюсь на дело твоих рук, но приехал я в стольный град не только ради встречи с тобой, но и по велению дел новгородских.

Александр замолчал, подбирая слова помягче, чтобы ненароком не обидеть отца. Он, как никто, знал и на себе не раз изведал его вспыльчивый характер.

— Совет господ и владыка Спиридон считают, что не дело ты замыслил. Умастить татар новгородской казной они не позволят. Совет костьми ляжет, а серебра не даст.

— Вона как! — возвысил голос князь Ярослав. — Животов им не жаль своих, коли рухлядишко пожалели.

— Не в добре дело, — возразил Александр. — Хотят знать бояре, на что пойдет их серебро. Татары Русь оставили, данью не обложили… Тогда куда?..

Ярослав молчал, тяжело глядя на сына.

— На моей свадьбе все князья и бояре ратовали за объединение сил, чтобы не дать татарам воевать Русь набегами.

— Глупцы! — вспылил Ярослав. — Объединяться надо было раньше, когда ворог еще не нарушал вежи Руси. А ноне надо думать, как жить, имея угрозу вторжения татар. Как отвести от Руси беду.

— Я, грешным делом, подумал, что ты хочешь на эти деньги нанять войско, чтобы воевать татар, а ты решил поклониться им таким количеством добра, что только глупый не поймет: Русь богата и с нее можно брать и брать… Ты же этим только привлечешь татар, а не откупишься.

Ярослав вскочил и с раздражением швырнул кафтан на бревна.

— Молод ты еще меня учить! Поживи с мое! Что же касаемо Новугорода, то бояре новгородские дадут столько, сколько я скажу. Не дадут добром, возьму силой! Так и передай им. А коли сам супротив меня пойдешь, не посмотрю, что сын… Не достанет своих воинов идти на Новугород, эмира Булгарии Гази Бараджа попрошу. Он даст! — Помолчав, уже спокойнее добавил: — Не хотел говорить, но тебе скажу: это не только откуп от татарских набегов, но и выкуп за мою жизнь. Так что посиди и подумай: много это или мало… а у меня еще дел ноне много, недосуг.

Князь Ярослав поднял с бревен кафтан, отряхнул его от прилепившихся щепок и не спеша накинул на плечи.

— Знаю твои опасения за княжеский стол… Поверь, хотя бояре новгородские спесивы и прижимисты, но страх лишиться всего у них сильнее. Так что возвращайся в Новгород без опаски.

Но не только стены крепил князь Ярослав, но стремился укрепить дух владимирцев. Потому в годовщину битвы на Сити, 4 марта 1239 года, по приказу великого князя из Ростова во Владимир доставили мощи великого князя Юрия Всеволодовича и его племянника ростовского князя Василька Константиновича. Торжественную процессию, во главе которой шел епископ ростовский Кирилл, князь Ярослав и весь владимирский люд встречали на суздальской дороге за две версты от Владимира. Святые мощи князей-страдальцев отпели в соборной златоверхой церкви Успения и поместили в каменные гробы в притворах церкви.

Как ни противились новгородские бояре требованию великого князя владимирского Ярослава Всеволодовича, но и серебро, и пушнину во Владимир привезли. Расстарались и другие князья и бояре — исполнили свою долю наказа. Только бояре смоленские замешкались и впали в немилость у великого князя.

В конце августа обоз с собранным богатством под охраной трех сотен переяславцев и сотни княжеских гридей проследовал через Золотые ворота Владимира и направился на восток. Почти месяц добирались до Новграда Нижнего. Город, стоящий на двух великих реках — Оке и Волге, встречал великого князя колокольным перезвоном. Его не коснулась рука Бату-хана, и потому Новград радовал глаз своими стенами, куполами церквей и соборов, крепкими, добротными домами бояр и купцов.

Дав отдохнуть дружине всего день, князь Ярослав проследовал дальше. Под небольшим селением Лысково обоз переправился на пологий волжский берег. Если до Новграда дорога — плохонькая, местами заболоченная, заросшая мелколесьем — все-таки была, то на левобережье ее приходилось пробивать.

— И что это князь решил пешим ходом двигаться, водой сподручнее было бы, — недоумевали переяславские дружинники. — Ползем ведь, не едем.

И правда, продвигались медленно, с большим трудом преодолевая по семь-десять верст за день. По территории Волжской Булгарии идти стало легче: здесь были проложены дороги, действовали переправы через реки и речушки. И хотя на всем пути обоз неоднократно встречался с татарскими и булгарскими отрядами, никто их не остановил. Даже нередко всадники уступали дорогу обозу, видя, как тяжело нагружены телеги. Лишь на въезде в столицу Волжской Булгарии воротная стража преградила обозу путь. Ворота города распахнулись перед великим князем владимирским лишь тогда, когда среди стражников появился Роман Федорович. Посольского боярина князь Ярослав узнал с трудом: одетый в богатые булгарские одежды, с отделанным драгоценными каменьями оружием, на горячем аргамаке, коротко остриженный, он, казалось, даже помолодел. Хитро поглядывая на изумленно взиравшего на него князя, Роман Федорович сказал:

— Вижу, не признал. Одежка новая, непривычная глазу, оттого и сомнения. А что делать? Я ведь князь булгарский и одеваться должен по-княжески.

— С одежкой басурманской корней-то родимых не утратил? — усмехнулся Ярослав, разглядывая чудесное превращение Романа Федоровича. — Что эмир? В столице? А ханский наместник?