Юлия Голубева - Калигула. Тень величия

Едва Энния смежила усталые веки, как он быстро вышел, боясь спугнуть ее хрупкий сон. Вернувшись в таблиний, он в гневе смел со стола бумаги и застонал, обхватив голову руками. Все пропало! Силан своими необдуманными словами погубил их общее дело. Сознает ли сенатор, что дамоклов меч завис над его головой? Калигула не простит его. Лишение привилегии, дарованной Тиберием, самого знатного и влиятельного сенатора могло означать только одно — его скорую гибель. Макрон мысленно обратился к богам с мольбой, не осмеливаясь облечь ее в слова. Он просил их отвести угрозу от него самого, понимая, что Силана теперь не спасет даже вмешательство бессмертных.

Не один он молился в ту ночь. Марк Юний стоял на коленях перед ларарием, где курился тонкой струйкой фимиам, и тоже разговаривал с богами. Он просил у них совета, но боги равнодушно молчали, зная, что над нитью его жизни уже занесены острые ножницы неумолимых парок.

Прошла неделя, прежде чем он вошел в курию на назначенное заседание, и сразу почувствовал, как стена молчания окружила его со всех сторон. Ни один из его друзей не сел рядом с ним на мраморную скамью. Обидные слова рвались наружу, хотелось заклеймить позором всех этих жалких трусов, пресмыкающихся перед тем, кого они сами сделали императором, предав волю Тиберия и вычеркнув из завещания Гемелла, как соправителя. Но Силан молчал. Молчал он и тогда, когда слово взял Луций Грецин из преторского сословия, которому он покровительствовал, и произнес в его адрес обвинительную речь, наспех составленную и изобилующую юридическими ошибками, прежде всего той, что все дела об оскорблении величия были запрещены самим императором. К счастью для Силана, не готового к неожиданной борьбе, принцепс отсутствовал на первом заседании в новом году, и Юний молча вышел, не сказав ни слова в свою защиту. Просто прервал на полуслове Грецина и ушел. Путь его лежал на Палатин, он должен был поспеть к позднему пробуждению своего зятя. Гордыня сенатора смиренно склонила голову перед силой.

Калигула, как ни странно, сразу принял его в своей спальне, раскинувшись на ложе, хмурый, с отекшим лицом.

— Говори, Марк Юний! — сказал он, делая вид, что не заметил приветствия Силана. Сенатор бухнулся на колени и пополз к ложу, приподнял и горячо поцеловал кончик простыни. В душе его бушевала буря, но он униженно продолжал глядеть в пол и целовать тонкую надушенную ткань. Сейчас он не осмелился даже прикоснуться ни к тоге, ни к сандалии того, кого ненавидел.

— Прости меня, божественный цезарь! — умолял он со слезами на глазах. — Клянусь Юпитером, я не хотел обидеть тебя моей речью на пиру. Я лишь пытался выразить восхищение твоими деяниями во славу Рима. Ты напрасно разгневался на меня!

— Боги никогда не гневаются понапрасну, — важно молвил Гай, натягивая до подбородка расшитую простыню. — Я умею читать в душах людей. И твои мысли открыты для меня. Ты с самого начала презирал меня, настраивая Юнию против нашего брака. Но, потерпев здесь поражение, ты уговорил Тиберия расторгнуть его. Ты один выступил в защиту Гемелла, несмотря на то, что все знали, что он поклоняется Гекате. Как ты мог желать для Рима такого правителя, если я один был достоин подобной чести?

— Прости меня, Гай Цезарь! Я выполнял посмертную волю Тиберия, — заплакал Силан, уже проклиная себя за прежнее упрямство и верность прежнему благодетелю.

— Ты знаешь, какие козни замышлял против меня этот мерзкий похотливый старик! — гневно вскричал Калигула. — Я обязан твоей дочери за то, что в завещании осталось мое имя. Но ты упорно продолжал настраивать Тиберия против меня, невзирая на то, что он пытался унизить мою Клавдиллу и выдать замуж за спинтрия. Ты подобной участи хотел для своей обожаемой дочери?

— Нет, мой цезарь! Будь милостив к глупому старику. Я принес тебе богатое пожертвование для нового дворца.

— Сколько? — неожиданно из-под простыней раздался девичий голос, и с возвышения склонилась белокурая головка лежащей рядом с Калигулой Друзиллы. Силан в ужасе вздрогнул, так сильно она напоминала Юнию.

Да, похоже, Калигула и вправду помешался. Пойти на открытое кровосмешение с сестрой лишь потому, что он похожа на Клавдиллу! И Друзилла тоже не в своем уме, если нарочно подстроила этот спектакль, чтобы принудить брата разделить с ней ложе. Ну и дети получились у Германика и Агриппины! Ни единой черты благородных родителей не унаследовали они.

— Я принес десять миллионов сестерциев.

— Отлично, — равнодушно ответила Друзилла и опять спряталась за подушками, а Калигула подумал, каким же огромным состоянием обладает его тесть, если способен на такой дар. Интересно, указан ли он в завещании этого богатея? И спросил об этом прямо в лоб, ссылаясь на преклонный возраст Силана и их несомненную родственную связь.

— Конечно, мой цезарь! Ты — мой главный наследник. Твоя доля больше, нежели доля Гемелла.

Калигула усмехнулся. Ну, конечно, проклятый выродок Сеяна тоже не забыт заботливым опекуном. А когда этот щенок отравит его, то, как наследник своего приемного отца, получит все деньги.

— Я отвечу тебе позже, Марк Юний, даровано тебе мое прощение или нет. Жди дома. Знаешь, тот факт, что ты отказался сопровождать меня и Юнию в плавании на Пандатерию за прахом моих близких, все еще тревожит меня. Вдруг ты молил богов, чтобы я утонул в бурных водах, сгинул в том страшном шторме?

Силан протестующе замахал руками. Долгая, однако, память у Гая!

— Что ты, мой господин! Даже малейшая качка на море вызывает у меня жесточайшую морскую болезнь! Как мог ты подумать такое о несчастном старике! Тогда я принес богам богатые жертвы, прося у них вашего благополучного возвращения.

— Иди, Силан. Я все сказал. Жди дома моего решения, — Калигула улыбнулся, и лицо Юния просияло. Конечно, он будет прощен императором! Сенатор облегченно утер пот со лба.

Но сразу после ухода Силана Калигула позвал Кассия Херею. Седовласый преторианец незамедлительно явился.

— Знаешь, Кассий, — задумчиво протянул Калигула, — я решил проявить к тебе особую милость. Ты спасешь мою жизнь.

Херея вытянулся в струнку и затрепетал. Неужели он проглядел опасность, угрожающую сыну любимого Германика?

— Мой сын Гемелл затеял заговор против меня. Только что мне доподлинно стало известно, что этот щенок намерен отравить меня, чтобы занять мое место. Иди и убей его! Я хочу видеть его голову! Потрясенный Кассий стукнул кулаком в грудь и, не сказав ни слова, вышел.

Еще один взмах тонкой кисти, и сложный рисунок закончен. Гемелл поднял за ручки изящный скифос. Он достойно украсит его обширную коллекцию ваз. Легкие, будто летящие, нимфы в развивающихся тонких туниках водят хоровод вокруг козлоногого сатира, тянущего к ним мохнатые уродливые руки. Юноша залюбовался грациозным полетом стремительных красавиц. Если император задумает лишить его всех привилегий, то он найдет способ прокормить себя, насмешливо подумал Гемелл, устанавливая скифос для просушки на заранее приготовленный постамент. Приступ кашля сотряс его хилую грудь, и, с трудом переводя дыхание, Тиберий отпил из чаши целебный настой. Стало легче дышать.