Юлия Голубева - Калигула. Тень величия

— Твой вызов принят, мой господин, — шепнула девушка и, изогнувшись так, чтобы туника обнажила ее совершенные бедра, скользнула на колени перед Лепидом. Ее ловкая рука ухватила его плоть и высвободила из-под синфесиса. Глядя в его темные глаза, она обхватила плоть влажным ртом и провела язычком вверх-вниз, а затем вобрала всю мощь внутрь и сильно сжала губами. Эмилий откинулся и громко застонал. Затем его сильные руки рывком поставили ее на ноги.

— Ты доказала, — хрипло прошептал он и увлек Агриппину за собой в темный коридор.

Застыв, подобно дочерям Ниобы, Ливилла смотрела на них со своего ложа. Ее лоно пылало, ей тоже хотелось натворить безумств, как и отвергнувшая ее сестра. Она умоляюще посмотрела на Виниция, мужской ласки ей хотелось сейчас больше всего на свете. Но Марк мирно дремал, откинув голову на подушки. Ливилла приникла к нему, целуя в губы и гладя дрожащей рукой его голову, но Виниций лишь невнятно простонал что-то и решительно толкнул ее. Ливилла выбежала из триклиния. Черствый чурбан!

Германик вне себя от радости теребил спящего Агриппу. Тот недовольно ворчал, пробуждаясь от очередного тычка, затем опять впадал в пьяное беспамятство. Уже светало, а их носилки едва продвигались по переполненному повозками торговцев викусу, ведущему к Велабру. Бездельники рабы свернули не туда, и теперь приходилось, сделав большой крюк, растаскивать телеги, чтобы пробиться к дому.

Ирод продолжал пребывать в блаженном состоянии пьяного сна, зато Германика чувства просто переполняли. Он соскользнул с носилок на мостовую и пошел куда глаза глядят, ловко огибая препятствия на своем пути, состоявшие из корзин с овощами, ослов, повозок и их хозяев. Пару раз его остановили ночные вигилы, чья служба уже близилась со скорым рассветом к концу, но всякий раз отпускали, убедившись, что он — не ночной воришка и добычи при нем нет. Его последними сестерциями поживились грабители в первой же темной подворотне, он сам со смехом кинул им свой тощий кошель, когда в его живот уперся нож. И так же весело смеясь, ушел, оставив их подсчитывать добычу.

Окрыленный мечтами, он шел куда глаза глядят, вдыхая с наслаждением вонь сточных канав ночного Рима, и ноги сами собой привели его в знакомые викусы Субуры. Говорят, убийц всегда тянет на место преступления, так же и Германик, ничего не замечавший вокруг, вдруг уперся в ворота дома Пираллиды.

Неприятно удивленный этим открытием, он огляделся вокруг. Все было тихо и спокойно, никаких стражников, дежуривших в надежде поймать убийцу, никаких зевак, готовых поднять тревогу. Калитка была приоткрыта, и юноша ужом скользнул внутрь. Усталость уже начала одолевать его после бессонной ночи и пешей прогулки. Что плохого, если он немного поспит в доме, где он провел немало времени? Явно же, что дом еще не нашел новых владельцев, если стоит нараспашку.

Германик прошел внутрь. Атриум был пуст и остальные покои тоже, ни привычной мебели, ни занавесей. Либо поживились соседи, либо случайные грабители. Фонтан в перистиле пересох. Германик отвернулся от него, проходя мимо, ему вспомнились крики служанки, которая до последнего боролась за жизнь, когда ее настиг Агриппа. Юноша усмехнулся. Убийство Пираллиды все еще будоражило его кровь.

Все произошло как будто только вчера. Он зашел к ней в кубикулу с совершенно невинным намерением. Ему просто захотелось овладеть этой красивой и доступной женщиной, с которой его друг проводил каждую ночь, а потом расхваливал ее прелести. Германику было стыдно признаться Агриппе, что он до сих пор девственник и слушать рассказы о любовных утехах уже выше его сил. Поэтому, едва Ирод уехал к Клавдию, Германик решил воспользоваться этой возможностью.

Пираллида в темной столе и накинутом на плечи дорожном плаще сидела перед зеркалом, расчесывая медное золото ниспадающих волос, невыразимо прекрасная и такая желанная. Смущаясь, Германик переступил порог.

— Я хотел бы… — запнулся он, — купить твои услуги.

Пираллида, о чувствах которой в тот момент он не мог догадываться, промолчала. К тому времени она уже не могла без отвращения смотреть не только на Агриппу, но и этого скользкого юношу, и именно в ту ночь собиралась бежать, собрав драгоценности и деньги. Ей оставалось только встретиться с Эмилием Лепидом у портика Ливии, чтобы затем устремиться прочь из Рима навстречу новой жизни. Она уже отослала служанку за наемными носилками и ждала лишь ее возвращения.

Пираллида была уверена, что дома никого нет, что Агриппа увез с собой противного юнца. И вдруг… Смысл сказанного им дошел до нее не сразу.

И, в мыслях уже свободная, она рассмеялась ему в лицо. Весело и задорно, как будто он сказал какую-то хорошую шутку.

Этот смех оглушил его точно пощечина. В замешательстве Германик даже попятился. Пираллида подскочила к нему и толкнула руками в грудь так сильно, что он едва не упал, зацепившись за порог.

— Убрайся прочь, проклятый выродок мужеубийцы! — крикнула она и попыталась закрыть перед ним дверь, но оскорбление придало ему сил, а захлестнувший гнев ввел в исступление. Мощным ударом кулака он опрокинул Пираллиду на пол, и, подскочив, принялся избивать ее ногами. Но она продолжала смеяться, даже не делая попыток защититься.

— Бей меня, гнусное отродье! Может, так ты станешь мужчиной! Покажи, какой ты сильный с женщинами! — выкрикивала она, глумливо насмехаясь. Германик рывком поднял ее, бросил на кровать и разорвал на ней одежду. От роскоши ее тела он задрожал, плоть его вздыбилась, он резко развел ее ноги и вошел внутрь ее лона. Гетера закричала от боли и унижения.

А он мощными толчками продолжал вгонять в ее лоно свою разгоряченную плоть. В какой-то момент Пираллида попыталась освободиться, но Германик не дал сделать ей этого, обхватив руками ее шею, и принялся душить.

— Ненавижу! Я всех вас ненавижу, — хрипела она. Он усилил хватку, пробиваясь к долгожданному мигу блаженства, и, когда, наконец, мощный оргазм выгнул его дугой, заставив крепко сжать пальцы, он, уже успокаиваясь, вдруг заметил, что девушка затихла, глаза ее вылезли из орбит, а язык свисает из открытого рта.

В ужасе он вскочил и только тогда встретился глазами с Иродом Агриппой, стоявшим на пороге.

— Ты… Ты что наделал?! — в ужасе вскричал иудей.

— Я… Я не виноват. Она сама, — залепетал Германик, оправляя тунику.

— Сама что? Удушила себя?! — завопил Ирод. — Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Ты же убил ее! Она мертва!

Германик склонил голову, но ярость еще продолжала клокотать в нем, а воспоминания о пережитом оргазме захлестывали душу волнами блаженства. В растерянности они стояли над телом убитой. И вдруг дикий крик заставил их резко обернуться. В дверном проеме стояла вернувшаяся служанка.