Юлия Голубева - Калигула. Тень величия

Год назад он, не в силах более терпеть эти муки, попросил у Суллы, чтобы его перевели на другую должность, так, хотя бы, он мог реже видеть ее…

То, что произошло вчера, стало самым ярким мигом в его жизни. Даже если б кто-то сказал ему, что это блаженство будет стоить ему жизни, он все равно без колебаний согласился бы. Атлас закрыл глаза, полные жгучих слез.

Вот он стоит возле покоев господина, прислушиваясь к звукам музыки из триклиния и разговорам гостей. Коридор пуст, и все вокруг спокойно, хочется немного вздремнуть, но Сулла ясно дал понять, что большая сумма денег, накануне полученная от сделки, требует пристального внимания. Гости гостями, а сколько случаев уже было в Риме, когда вместе с пестрой толпой в дом проникали грабители и, пользуясь праздничной суматохой, опустошали хозяйские закрома. Не брезговали даже детскими игрушками.

Сумерки сгустились, но Атлас не стал зажигать скудный огонек светильника, он прекрасно видел в темноте. Вдруг тонкая фигурка скользнула в узкий коридор и замерла. Огни из триклиния ярко высвечивали ее сзади, и она пошла к нему, грациозно изгибаясь и плавно качая бедрами. Так красиво умела ходить лишь одна девушка на свете.

— Мессалина, — выдохнул он, пораженный, — что ты делаешь здесь? Почему не с гостями?

— Тсс, — передвигаясь с гибкостью кошки, она прижала тонкие пальцы к его губам. — Ты представляешь, что будет, если меня здесь застанут с тобой?

— Но зачем ты…

Она еще крепче прижала ладонь к его рту и зашептала на ухо, обдавая щеку горячим дыханием:

— Я давно знаю, что ты влюблен в меня, Атлас, — о боги, как мелодично прозвучало из ее уст его имя. — Но и ты не оставил меня равнодушной. Только вот ты совершил предательство, покинув меня.

Не помня себя от счастья, Атлас пал перед ней на колени, обхватив ручищами ее тонкие ноги.

— Я не в силах был дольше терзаться вблизи тебя. Если б ты хоть раз намекнула, что разделяешь мои чувства… Я бы мир положил к твоим ногам.

Мессалина задрала голову вверх, чтобы влюбленный глупец не смог заметить, как кривится презрительно ее красивое личико. Впрочем, она быстро овладела собой и, склонившись к нему, сказала:

— Сегодня наш единственный шанс быть вместе, сегодня меня просватают на этом пиру, и я уже не буду свободной. Я стану невестой одного знатного человека, и мы разлучимся навек, мой преданный охранник. Я знаю тайное место, где нас никто не увидит.

— Но, Мессалина, милая моя, я ведь не могу даже шагу ступить от этой двери. Твой отец…

— А что мой отец? Неужели ты боишься нескольких ударов кнута? А ведь ты мог бы обладать моим телом сегодня, и я бы подарила тебе драгоценный цветок невинности. Я давно уже дала себе клятву, что его сорвет только тот, кто пылко любит меня уже много лет, и кого не менее сильно люблю я. А ты испугался порки! Хотя невозможно, чтобы в такой суматохе кто-то пришел тебя проверить. Прощай же!

Она выпалила все это на одном дыхании и повернулась, чтобы убежать, но Атлас проворно перехватил ее и прижал к себе.

— Веди меня за собой, я весь твой! Даже если придется умереть за это счастье!

И, удаляясь от двери, он не заметил, как в оставленные им без присмотра покои скользнула темная тень.

И вот сейчас Атлас не мог посмотреть в лицо своего господина. Что с того, что Мессалина обманула его жестоко, что ее сообщник украл деньги, а она вовсе не была девственницей! Но те мгновения, что он сжимал ее в объятиях, показались ему лучшими во всей его недолгой рабской жизни.

Молниеносно он выхватил короткий меч, с силой вонзил его себе в живот, резко провернул и пал, бездыханный, к ногам господина.

Помертвев от ужаса Сулла, лишь смотрел, как умирает его любимец, как тает счастливая улыбка на его губах.

— Значит, все-таки это ты украл мои деньги, Атлас, — тихо произнес Сулла. Однако никаких денег в покоях раба не нашли, и дальнейшие поиски так же не дали положительных результатов.

Но господину не давала покоя странная предсмертная улыбка раба, у него возникло подозрение, что у Атласа был в доме сообщник, и деньги спрятаны у него. Ведь обыск не производился пока только в покоях жены и детей, а это как раз и могло быть доказательством, что соучастник — скорее всего, кто-то из членов его семьи.

Тяжело вздохнув, Сулла переступил через тело Атласа и вышел, скликая громким голосом охрану дома.

Домиция Лепида поначалу возмутилась, что в ее спальне будет произведен обыск, но под угрозами мужа сникла и просидела молча все время, пока рабы рылись в ее вещах. Денег они не нашли.

Настала очередь Мессалины. Девушка сидела, вжавшись в спинку кровати, черепаховые панцири, которыми было инкрустировано ее богатое ложе, больно впивались в кожу, но она боялась шевельнуться. Валерия прекрасно знала, что денег у нее не найдут, но также ей было известно, что их обязательно отыщут среди подушек у Феликса, а Феликс был отнюдь не такой мужественный и преданный, как Атлас, который предпочел умереть, не выдав ее, хотя она так бессовестно его обманула. Мессалина не строила иллюзий и всегда считала Феликса трусливым слабаком.

Поэтому она наконец решилась. Когда отец переступил порог ее спальни и уже задергивал за собой занавес, Мессалина одним прыжком подскочила к нему, крепко обняла и быстро проговорила:

— Отец, я знаю, кто вор. И хочу, чтобы выслушал меня. Я скажу его имя, если пообещаешь никого не наказывать.

Заинтересованный Сулла остановился:

— Что ж, дочка, рассказывай по порядку.

Она усадила отчима рядом с собой и, проникновенно глядя ему глаза, начала вещать сладким голосом сирены:

— Он обманом принудил меня помогать, понимаешь, отец! Обманом и угрозами! Он заставил отвлечь Атласа от двери в твои покои. Я и понятия не имела, зачем ему это. А он украл твои деньги и навлек позор на мое честное имя! Я не знаю теперь, как жить с этим! Прости меня, отец!

Из агатовых глаз покатились крупные слезы.

— Я до последнего боялась тебе сознаться! Но когда узнала, что добрый и преданный Атлас из-за него покончил с собой. Это так ужасно! Мне будет не хватать его! Он ведь с детства был нашим лучшим другом и всегда меня опекал как брат!

Мессалина расплакалась еще горше. Весь ее вид выражал глубокое раскаяние и растрогал отца.

— Милая моя! Я уверен, что ты ни в чем не виновата! Назови лишь имя! Неужели кто-то из вчерашних гостей?

Мессалина выдержала долгую паузу, размышляя, не назвать ли имя Калигулы. Хотелось бы ей увидеть реакцию отца! Что бы он сделал всемогущему вору?

— Это Феликс, — наконец произнесла она. — Только, пожалуйста, отец, не ругай его. Я уверена, что ему очень-очень нужны были эти деньги, иначе он не запятнал бы так себя.

Сулла в бешенстве взревел и понесся в спальню сына.