Валерий Замыслов - Ярослав Мудрый. Историческая дилогия

— Некому, Силуян Егорыч, — поддакнул Мефодий. — И не ведаем, как дале быть.

— Вот для того-то я вас и позвал, господа честные купцы. Выход можно найти.

— В ноги тебе поклонимся, — молвил Мефодий. — Невмоготу убытки терпеть.

— Это мне доведется новгородскому купечеству поклониться. Есть у меня крупная задумка — не только укорениться в приваряжских землях, но и без труда выходить к Варяжскому морю, дабы Русь стала державой морской. Владея берегами Невы и Финского залива, Новгород будет держать под своей властью южную приваряжскую территорию до Двины, а на севере управлять Карелией. Новгородские сборщики дани проникнут в землю еми (финнов) и далее к рубежам Норвегии. Через Волхов — Ладогу — Неву по Варяжскому морю, мимо острова Готланд, новгородские купцы поведут широкую торговлю с Германией, Данией, Швецией. Ныне же мы прорываемся к морю, натыкаясь на мечи варягов. Не довольно ли Руси такое терпеть?

— Да уж натерпелись по самую макушку, — молвил Мефодий.

— Далее послушайте. Идете вы из Ильменя, засим Волховом, из него попадаете в город Ладогу, что занимает мыс на правом берегу Волхова. Отсюда — путь к Варяжскому морю. Ладога же, как вам известно — северные ворота Руси. Она открывает путь из Варяжского моря по рекам Восточной Европы к берегам Хвалынского и Русского морей. Не случайно, что уже в первом веке Ладога привлекла внимание викингов, кои тяготели превратить ее в свой опорный пункт. Летописи сказывают, именно в Ладогу ушел после своего знаменитого похода на Византию князь Олег, где и скончался. Ладога — древнейшая русская крепость. Ни один заморский гость ее не минует — ни из Ганзы, ни из Готланда, ни из Скандинавии. Вот у Ладоги и надо сказать гостям: «Идете на Русь — платите пошлину». Пусть Европа нам кланяется.

— Толково, — молвил Силуян.

— А коль заартачатся? — спросил Мефодий.

— От ворот — поворот. Но того купец не сделает. Он проделал уже большой путь и вспять не пойдет, любую пошлину заплатит. Но для оного, господа купцы, надо возвести вместо старой деревянной крепости — крепость каменную, и поставить под ее стенами десятка два морских кораблей, придав им добрую дружину. Сии корабли и крепость надежным дозором станут, суда будут на Русь пропускать, и русские ладьи в море сопровождать. Вот тогда покойно станет на Варяжском море. Корсары же пусть себе прочие моря подыскивают.

— Дело говоришь, князь, — одобрительно крякнул Мефодий. — И немалый доход в казну Руси потечет, и корсары утихомирятся. Здравая мысль, князь Ярослав.

— Здравая мысль, не подкрепленная калитой, бесплодна. Дабы приваряжской землей овладеть, коя издревле Руси дань платила, Ладогу упрочить и добрый флот построить, надлежит мне новгородцам поклониться.

— Да мы сами тебе всем купечеством поклонимся, князь.

— Новгород — самый торговый город Руси, и не ему ли выгоду понять? Не поскупится!

— Надеюсь, други… Ильмень-озеро мелководное. Морские же корабли требуют глубокой оснастки. Надо подобрать удобное место для постройки кораблей. Пора, повторяю, и Руси быть морской державой.

Грандиозное дело задумал князь Ярослав!

Темной апрельской ночью 1036 года молодой Турген ворвался со своими подручниками в шатер отца, Алая, и отсек ему голову.

Новый хан был чрезвычайно дерзок и воинственен. На совете старейшин он заявил:

— Мой отец давно одряхлел и стал походить на чахлого и беззубого шакала. Он потерпел неудачу в четырех сражениях и оставил мой отважный народ без добычи. Степь презирает неудачников. Печенеги всегда были грозой всех других народов. Настала пора вновь показать нашу непомерную, устрашающую силу. Меня обуревает месть. Я соберу всю Степь и раздавлю неверных урусов. Под копыта наших коней лягут и Киев, и Смоленск, и Новгород. Я покорю всю Русь и на века обложу ее данью. А затем мы обрушимся на немцев и угров, и обширные земли наши станут называть печенежской империей. К этому нам призывают заветы предков. И мы докажем всему миру, что наш народ самый могущественный. Мы — завоеватели! [312]

Хан Турген и в самом деле поднял всю Степь. В начале июня 1036 года несметные печенежские орды хлынули на Русь.

Во время беседы с мастерами и примчал к великому князю гонец с черной вестью:

— Лазутчики из сторожевых крепостей поведали, что на Русь собирается хан Турген с великой силой.

В своих покоях Ярослав Владимирович досконально расспросил гонца и незамедлительно собрал бояр и градских старцев на совет.

— Лазутчики изведали, что Турген собрал невиданное войско и вознамерился полонить Русь. Мыслю, хан не станет тратить время на взятие порубежных крепостей, а пойдет обходным путем. Переправится через Днепр близ Переволочны, затем двинется по Залозному шляху и приблизится к Киеву с левобережья Днепра. Здесь его и ждать никто не станет. Этим Турген и воспользуется, дабы взять Киев врасплох.

— Войско у Тургена огромное, — осторожно напомнил боярин Могута. — Надобны меры чрезвычайные, великий князь.

— Вот и добро, что огромное, Могута Лукьяныч. Жестокая будет сеча, но, не сломав копий, войны не выиграть. Хан сбил в кулак всех степняков. Никогда допрежь того не было. Руси сие это на руку.

— Что-то не вникну в твои слова, великий князь. С какой этот стати на руку? — недоуменно вопросил один из градских старцев.

— А то на руку, что ежели мы разобьем орды Тургена, то печенегам навсегда отобьем охоту покушаться на Русь. Навсегда! Но для оного — Могута прав — надлежит принять чрезмерные меры. Надо немешкотно справлять и нам великое войско, ибо время в обрез. Сегодня же вновь поклонюсь новгородцам. Добро бы облачить в доспехи всё мужское население. По пути к Киеву земно поклонюсь и в других городах.

— Отзовутся, ибо под пятой печенега никто не захочет жить. На всё пойдем, как прадеды наши ходили, — высказались градские старцы.

— Как прадеды ходили! — сурово повторил Ярослав Владимирович.

Древние славяне кидались в сражения нагими. Даже когда появились кольчуги, то в самый отчаянный час праотеческий закон, предписывающий в сражении наготу, отнюдь не был забыт. Уйдя из повседневной воинской жизни, он остался «на крайний случай», для последнего смертного боя, когда наш далекий предок не заботился о сбережении жизни и помышлял лишь о том, чтобы достойно принести себя в жертву Перуну, покровителю воинов. При рукопашном бое славяне перебрасывали свои щиты за спину и с открытой грудью, с мечом в руках бросались на врага. Вид такого воина, исполненного презрения к смерти и чувствующего за собой исполинские тени Богов, мог заставить дрогнуть любого врага.

И поднялась Русь!