Виктор Карпенко - Брат на брата. Окаянный XIII век

— Как же не понять?! Все исполню, государь.

Помолчав, великий князь продолжил:

— Еще у меня к тебе дело: задумал я булгар воевать. Ты уже бывал в их землях, да мало прошел. Мне же нужно о народе том знать все: их города, как укреплены, сколь воинов супротив нас могут выставить, многолюдны ли их земли, чем богаты, с кем во вражде, с кем торг ведут? Для того чтобы прознать про все это, собери мужиков с полусотни: крепких, разумных, глазастых, кои уже в деле не раз бывали, с тобой на булгар ходили. Дадим мы им товару всякого вдосталь, и пусть купцами в землю булгарскую идут. А поставлю я над ними за старшого Романа.

— Не молод ли? — засомневался в выборе князя Кузьма Ратьшич.

— Молод, да разумен, смел и осторожен. Я давненько за ним приглядываю, именно он для такого дела мне нужен. Да и отец его, поди, одного сына-то в такую даль не отпустит, с ним пойдет, а мне того и нужно. Ступай, воевода. Да пусть ко мне придет епископ Иоанн.

Кузьма удивленно вскинул брови, на что Всеволод рассмеялся:

— Зови, зови. Не отпевать, рано мне еще во сыру землю.

Епископ Иоанн пришел в княжеский терем незамедлительно и пробыл в хоромах до глубокой ночи, а поутру за ворота города четверка лошадей вынесла возок епископа. Кто сидел в том возке, воротная стража не разглядела, но, судя по тому, что возок сопровождала сотня княжеских гридей, посланец был знатного рода.

К концу марта по приглашению великого князя во Владимир приехал митрополит Матфей. Колокольным перезвоном встречал стольный город главу русского духовенства, недавно поставленного Константинополем в Киев. Матфей, не ожидав такого приема, а встречать его вышли все владимирцы, сам великий князь приветствовал его у Золотых ворот, был растроган, светился счастьем и благодушием. Всеволод Юрьевич поселил Матфея у себя в княжеском тереме, двор которого и днем и ночью гудел от заполнившего его народа, пришедшего получить благословение митрополита. Тот выходил к народу по нескольку раз в день, осеняя склоненные головы крестным знамением.

Владимирцы, уже видевшие митрополита Матфея, с восторгом рассказывали о нем:

— А митрополит киевский благодатен, телом дороден, черноволос, голосом зычен, лицом добр. Простого люда не чурается и до руки допускает каждого.

Немало времени Матфей проводил в молениях и в беседах с великим князем. На роль миротворца он согласился с величайшей радостью и сделал для этого немало. Уже через неделю Матфей отбыл в Киев, а затем в Чернигов, где встретился с князем Рюриком и князем Всеволодом Чермным. От них он опять уехал во Владимир, а затем опять вернулся в Киев. Условия мира обговаривались долго. Но митрополит Матфей умело сглаживал острые углы, устранял возникающие противоречия и в конце концов добился всеобщего соглашения. Всеволод Чермный, отдав Чернигов Рюрику, сел законно и, к своему величайшему удовольствию, на киевский стол, Переяславль и пять городков днепровских он возвратил князю владимирскому, о чем были составлены грамоты. Но мир решено было закрепить не только клятвами и целованием креста, но и свадебными узами детей великих князей: Юрия и Агафьи. За невестой Всеволод Юрьевич отрядил в Киев богатое посольство во главе со своим старшим сыном Константином. Тот взял в дальнюю дорогу все свое семейство: жену и двух малолетних сыновей.

Посольство было встречено с величайшим почетом, одарено без меры и после многочисленных пиров и застолий восьмого апреля тысяча двести одиннадцатого года отбыло из Киева в обратный путь. Невесту сопровождали епископ киевский Матфей, князь Игорь Ярославич, бояр, боярынь и боярышень во множестве. В подарок жениху и великому князю владимирскому гнали табун лошадей, везли оружие, узорочье, богатую одежду. По пути завернули в Чернигов, где были обласканы и одарены князем Рюриком Ольговичем.

Юрий, лишь накануне узнавший, что мир сговорен и невеста едет во Владимир, был в отчаянии, но вида не показывал. Дубрава не объявлялась, как не появлялся и Федор Афанасьевич. Романа великий князь тоже куда-то услал. Опустел соколичий домик, обезлюдел.

В княжеском тереме было суетно, готовились к свадьбе, только жених бродил по палатам, натыкаясь на углы, будто неприкаянный.

— Чего невесел? Может, не рад свадьбе? — как-то столкнувшись в узком переходе, требовательно спросил Всеволод Юрьевич сына.

— Рад, батюшка, — отведя взор, поспешно ответил тот.

— А чего же тогда такой смурной ходишь, тоску наводишь? Чего молчишь? Ответствуй! Поди, девку свою никак забыть не можешь? Так нет ее!

— Как нет?! Неужто сгубили? — дрогнул голосом Юрий.

— Нет! Но коли нужда бы в том была, не пожалел. В монастыре она. — И, помолчав, нравоучительно добавил: — А ты, сын, запомни: не о себе — о благе земли володимирской радей, о славе ее и богатстве.

Невесту встречали всем миром. Великий князь со своими сыновьями, боярами встречал Агафью Всеволодовну в створе Золотых ворот. Из первого возка вышел митрополит Матфей. Благословив владимирцев, он подошел к Всеволоду Юрьевичу и, осенив его крестным знамением, нараспев произнес:

— Ноне возрадуемся всем миром, ибо весть благостную принес я земле володимирской: мир богу угодный, покой и согласие. Крепок тот мир клятвами и креста Господня целованием. Любя тебя как брата, князь Всеволод Чермный дочь свою за сына твоего отдает.

Митрополит Матфей обернулся и простер руку в сторону второго возка, из которого, поддерживаемая под руки князьями Игорем Ярославичем и Константином Всеволодовичем, выходила невеста. Была она невысока росточком, круглолица, пышнотела, голубые глаза под длинными пушистыми ресницами пытливо смотрели на встречавших ее владимирцев, щеки от волнения горели, носик маленький, вздернутый, ярко-алые губы полны, из-под жемчужной каптурги [45]  Каптурга — женское украшение в виде подвесок. выбиваются пряди русых волос.

Агафья поклонилась поясно великому князю.

— Что, хороша невеста? — обернулся Всеволод Юрьевич к стоявшему позади него Юрию. — Век благодарить меня будешь за такую жену. Кланяйся Агафье Всеволодовне!

Взгляды встретились.

«Простовата с виду, нос в конопушках, ямочки на щеках… Сколь таких-то в посаде!»

Юрий поклонился поясно.

«Какой он базенький, — обрадованно забилось сердечко. — Широк в плечах, пониже отца-то будет, но строен, глядит соколом, глаза ясные, светлые, волосы русы, вьются, точно шелковые нити светятся на солнце, брови хмурит, но, чует сердце, добр. Вот счастье-то привалило!»

Агафья еще больше зарделась и опустила глаза долу.

Молодые венчались на следующий день в Богородичном монастыре. Венчал епископ Владимирский Иоанн, а митрополит киевский Матфей тоже благословил молодых и пировал на свадебных торжествах. Восемь дней длился пир, слава о нем гремела по всей земле владимирской. Докатилась молва о свадьбе и до Ярцева. Дубрава только недавно разрешилась от беременности мальчиком и теперь обливалась слезами: и горькими, и счастливыми. Горькими — оттого, что не она пошла под венец с любимым, что не она делит ложе с Юрием, а счастливыми — что стала матерью, что дите желанно и что явилось оно на свет от горячей и страстной любви.