Виктор Карпенко - Брат на брата. Окаянный XIII век

— К половцам и булгарам послов не слал. Пошел всеми туменами, — усаживаясь в предложенное кресло, со знанием дела заметил Роман Федорович. — Думается мне, что хитрит хан, выжидает, пока реки станут. Ежели хотел бы миром дело повести, не пришел бы всей силой.

— Что верно, то верно. Мои дозоры и заставы все лето татарских лазутчиков по дорогам вылавливали. Посчитать, так поболее сотни будет, — и, неожиданно спохватившись, торопливо произнес: — Ты уж прости меня, Роман Федорович, что я вот так прямо с порога тебе о беде своей говорю, что не при боярах и не в посольской палате принимаю тебя. Мысли и заботы только о татарве, чтоб они загинули, нехристи! — отчаянно махнул он рукой. — Я-то их поболее года ожидаю, порубежные городки укрепил, застав на пути их поставил немало, а все не хочется верить, что пойдут на Рязань. Только-то жить по-доброму стали, дружбу с соседями завели, города отстроили…

— С теми же заботами и великий князь Юрий Всеволодович к тебе прислал. Вот послание, — встав и поклонившись поясно, передал Роман Федорович свиток князю рязанскому. — Да, как я вижу, беда в ваши ворота стучится.

Поблагодарив, Юрий Игоревич сломал печать и развернул послание.

— Все верно пишет князь Юрий Всеволодович! — воскликнул он, прерывая чтение. — Только в единении сила! Всей Русью на татар вставать надобно!

Он вскочил с кресла и порывисто зашагал по горнице.

— Юрий предлагает союз и зовет на татар. Как ко времени! Как ко времени! Только так уж выходит, что не он меня, а я его на ворога зову.

Усевшись в кресло, князь дочитал письмо и, бережно свернув, произнес:

— Благодарю тебя, Роман Федорович, за добрую весть. Сегодня же отправлю ответное посольство. Спешить надобно. Не сегодня завтра мороз ударит. А пока отдыхай. Завтра поутру послов хана Батыги принимать буду, ты уж уважь, приди.

Когда боярин Роман Федорович вошел в посольскую палату, его поразила висевшая тишина. На расставленных вдоль стен лавках замерло более трех десятков бояр и воевод, на возвышении в окружении ближних бояр и гридей охраны в золоченом резном кресле расположился князь Юрий Игоревич, у двустворчатой двери также стояли гриди, и все молчали. Стараясь не греметь сапогами, Роман Федорович осторожно прошел на указанное ему место и сел.

Ждать пришлось недолго. По знаку князя в посольскую палату вошел огнищанин и громко доложил:

— Посольство хана Батыги!

Следом за боярином по разостланному на полу ковру, оставляя следы от грязных сапог, на середину посольской палаты прошли трое татар. Самый толстый и по виду самый важный из них, сделав шаг вперед, громко произнес, и ставший позади троицы толмач тут же перевел:

— Джихангир [64]  Джихангир — повелитель мира. повелевает тебе, рязанский князь, покориться, как это сделали многие правители восточных и южных земель. Ты будешь платить Бату-хану десятую долю с урожая, товаров, охотничьей добычи, выловленной рыбы, каждую десятую лошадь, десятого раба, рабыню, каждый десятый князь пойдет в полон. За то великий Джихангир не пойдет по твоей земле и даст тебе жизнь!

Татарин надменно смерил взглядом князя, ближних бояр и сделал шаг назад.

Несколько мгновений висела тишина, настолько огорошены и озадачены были бояре и воеводы бесцеремонностью и наглостью послов хана Батыя, что оторопели. И вдруг посольская палата огласилась ревом десятков глоток. Возмущению не было предела. Князь с трудом унял разбушевавшихся. Поманив толмача, он сдержанно произнес:

— Хан Бату — великий хан. Он покорил много народов, и слава о его деяниях несется впереди него. Но я ему не враг. Завтра же я снаряжу посольство к великому хану со своим ответом. А сегодня вечером я приглашаю вас на пир.

Ханский посол ухмыльнулся и, выпятив и без того торчащий живот, процедил сквозь зубы:

— Не пировать послал нас Бату-хан, а волю его нести. Наш путь лежит в земли Юрия владимирского, тебе же, князь, я дам одного воина. Он проводит твоего посла в стан Джихангира.

Татарские послы развернулись и, топоча сапогами, вышли из посольской палаты.

Взоры бояр и воевод обратились к Юрию Игоревичу. «Неужто спустит князь такую дерзость и неуважение?» — задавался каждый вопросом, и этот невысказанный вопрос князь читал в каждом взгляде.

— Что, горько? — усмехнулся князь. — А мне больно! Сжал гордость свою княжескую в кулак и молчал! Даже на пир наглецов пригласил.

— Головы им посечь надобно было! — возмущенно воскликнул кто-то из бояр.

— Придет время, и помстимся, но не ноне. Сила у Рязани невелика, и потому помощи у соседей просить будем. Во Владимир к великому князю Юрию Всеволодовичу гонца пошлю, в Новгород-Северский, в Муром, в Чернигов, дружины с городов земли рязанской покличу. А пока к хану Батыге посольство снаряжать надобно, посулов поболее в становище татарское отвезти, посольство вести неспешно, время затягивая. Так-то вот. А гнев свой праведный приберегите, он вам еще занадобится, когда ворога бить надобно будет.

Как сказал князь, так и поступил. Ранним утром ускакали гонцы княжеские во Владимир и Муром, Чернигов и Коломну, Новгород-Северский и Пронск. К вечеру же из ворот детинца выехало большое посольство, возглавляемое сыном Юрия Игоревича Федором. Его жена-красавица Евпраксия, держась за стремя, провожала князя Федора до городских ворот, а потом, поднявшись на стену, долго глядела вслед удаляющимся всадникам. Слезы катились непрошено по ее милому лицу и падали, замерзая на ветру. Сердце сжималось до боли, словно предчувствовало беду неминучую, страшную.

А еще через день Рязань покинул посольский боярин Роман Федорович.

Падал снег, первый, пушистый, ослепительно-белый на черной, скованной морозом земле.

«Скоро станут реки, тогда татары и двинут на Рязань. Успеет ли князь Юрий Игоревич собрать войско? — размышлял Роман. — Дай-то Бог, чтобы успел».

Никогда еще не видел князь Федор такого огромного войска: вся степь за Воронеж-рекою светилась кострами. Их было так много, что звезд на небе, и то было меньше. Над становищем татар стоял гул от множества голосов, и этот гул леденил кровь. Всю ночь князь Федор не сомкнул глаз, а утром, взяв с собой пятерых бояр и два десятка гридей, на двух больших лодках переправился через реку.

Посольство рязанского князя у татар не вызвало интереса. Лишь проводив глазами одетых в дорогие одежды русов, они продолжали свои дела. Только на середине пути к стоявшему на холме большому шатру, вокруг которого стояло множество шестов с флажками и конскими хвостами, к посольству подъехало до десятка воинов во главе с татарским сановником. Чуть изменяя окончания слов, он поинтересовался: