Юсуф Зейдан - Азазель

Прошло еще несколько наполненных напряженным ожиданием дней, пока не наступило то злосчастное воскресенье. Злосчастное — в полном смысле этого слова. Утром папа Кирилл появился в своей ложе, чтобы обратиться к собравшимся с традиционной еженедельной проповедью. У него был явно удрученный вид. В этот раз он не взирал на присутствующих с обычным удовольствием, а, выдержав длинную паузу, прислонил золоченый посох к стене ложи, воздел руки к небу так высоко, что опали широкие рукава его облачения, и гремучим голосом принялся читать главную евангельскую молитву:

— Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; Да приидет Царствие Твое; Да будет воля Твоя и на земле, как на небе… {67}

Епископ снова и снова произносил этот текст, пока все собравшиеся не разрыдались, повторяя вслед за ним молитвенные слова. После этого, распаляя своим дрожащим от напряжения голосом толпу, он начал вещать:

— Дети Божьи, возлюбленные Иисуса живого, город ваш — это город великого Господа. Здесь утвердился апостол Марк, на этой земле жили отцы, здесь пролилась кровь мучеников и были воздвигнуты столпы веры! Мы очистили это место от пришлых евреев. Господь позаботился об их удалении и освобождении своего города от них. Но прихвостни языческой скверны по-прежнему взметают сполохи смуты в наших домах. Они сеют зло и ересь, понося таинства нашей веры и глумясь над ними, насмехаясь над тем, что им неведомо. Они пытаются исказить основы истинной веры, чтобы извратить ее. Они стремятся восстановить свое большое языческое капище, обрушенное на их головы много лет назад, хотят заново отстроить свою разрушенную школу, сеявшую заблуждения в умах. Они замышляют вновь вернуть евреев из квартала, куда их переселили, в пределы городских стен. Но Господь, о Божье воинство, никогда этого не допустит! Он расстроит их коварные замыслы и развеет их злокозненные химеры, и вновь возродится мощь этого великого города вашими руками. Воистину, вы — все еще Господне войско. Вы — подлинные воины истины. Прав был Господь наш Иисус Христос, ясно сказавший: «Истина очистит вас!» Так очиститесь же, дети Господни, очищением земли своей от грязи последователей язычества. Отрежьте языки тем, кто рассуждает о зле. Сбросьте неверных в море с их прегрешениями, выскоблите без остатка их великие грехи! Следуйте словам Спасителя, словам истины, словам Господа. Сделайте так, чтобы Господь наш Иисус Христос мог считать нас своими настоящими детьми во все времена, ибо сказал Он: «…не мир пришел Я принести, но меч!» {68}

Толпа пришла в крайнее возбуждение… А Кирилл своим звучным взвинчивающим голосом вновь процитировал Иисуса Христа: «…не мир пришел Я принести, но меч!» Толпа заколыхалась, возбуждение начало привычно перерастать в помешательство. Люди принялись дружно скандировать эту фразу, пока не раздался громкий крик пономаря Петра, который обычно завершал по воскресеньям пламенные епископские проповеди:

— С Божьей помощью очистим землю Господа от приспешников сатаны!

Епископ умолк, присутствующие также притихли, но Петра уже было не унять… Через какое-то время некоторые принялись повторять за ним эту фразу, причем распевали ее на манер гимна:

— Во имя Бога живого, разрушим дом идолов, построим новый дом для Господа… С небесной помощью очистим землю Господа от приспешников сатаны… Во имя Бога живого, разрушим дом идолов…

Епископ повернулся и, подняв свой посох, изобразил в воздухе знак креста. Собравшихся в церкви охватил религиозный экстаз. Все разом загалдели, перебивая друг друга, смущенные умы и сердца наполнились ожиданием чего-то небывало огромного. Первым к выходу из церкви направился пономарь Петр, вслед за ним группами двинулись остальные, не переставая дружно бормотать: «С небесной помощью очистим землю Господа…»

Церковь почти опустела. Голоса хора доносились уже из-за церковной ограды. Епископ в сопровождении священников покинул ложу, а я совершенно не понимал, куда мне идти. Вернуться ли мне в келью и укрыться в ней, заперев дверь, как я поступал обычно? Или пойти вслед за толпой? Словно повинуясь какому-то тревожному порыву, ноги сами понесли меня на улицу. Я быстро нагнал ушедших, но распевать вместе с ними не стал.

Сотни надсаживающих глотки людей во главе с пономарем Петром двигались в сторону Канопской улицы. Полуденное солнце пекло нещадно, раскаленный воздух не давал дышать. Стены домов сотрясались от поступи и воплей толпы верующих. Кое-где на крышах в молчании стояли люди, размахивающие крестами. Пыль столбом поднималась до неба, распугивая ангелов, а мое сердце сжалось в предчувствии чего-то ужасного. Затертый со всех сторон, я был не в силах вырваться из людского потока. Казалось, меня посетило видение о конце света и прекращении бренной жизни, вроде тех, что приходили к пророку Аввакуму {69}.

Постепенно возбуждение неистовствующей толпы пошло на убыль, она распалась на отдельные группки, растекшиеся по переулкам. По улицам бродили несколько десятков человек, продолжая выкрикивать свои призывы.

В какой-то момент я подумал, что они кричат, чтобы дать понять жителям, что христиане — самая многочисленная и мощная сила в городе. Что это шествие — предостережение для префекта и недвусмысленное предупреждение жителям. Но дальнейшее развитие событий показало, что все было намного серьезнее и ужаснее.

Полуденное пекло стало еще сильнее, раскаленный воздух и разгоряченное дыхание ухающей толпы не давали дышать. Мне удалось выскользнуть, и я было направился назад, к спасительным стенам церкви, но тут из ближайшего переулка вынырнул высокий тощий человек и, обращаясь к Петру и окружавшим его, закричал:

— Ведьма едет на своей колеснице! Одна, без охраны!

Когда я увидел, как Петр, а за ним и остальные с воплями побежали в ту сторону, куда указал высокий человек, сердце неистово заколотилось и меня сковал внезапный ужас. Не отдавая отчета в том, что творю, я двинулся за ними. Вдалеке на широкой улице, ведущей от театра к Восточной гавани, показалась колесница Гипатии, запряженная парой лошадей. Та же колесница, в которой я видел ее последний раз, три года назад. Да, в этой же колеснице… запряженной парой, да… парой лошадей… А я — единственный, кто не… Петр, вопя, бросился наперерез колеснице, а за ним понеслась толпа, ревущая что-то невразумительное. Внезапно пономарь резко остановился и зыркнул по сторонам. Кто-то из толпы, вопящий дурным голосом, подбежал к нему и вытащил из-под полы рясы длинный нож… ржавый… снова такой же нож…

Нет, больше я не напишу ни строчки… Нет…

О Боже, пусть отсохнут мои руки… Прими меня к себе… Смилуйся надо мной…