Сергей Нуртазин - Сарматы. Победы наших предков

— Мне он не нужен.

— К-как, к-как же так? Ты же хотел… — Левый глаз Харитона округлился, веко правого задергалось.

Митридат рассмеялся. Подавив в себе смех, сказал:

— Я был глупым юнцом и верил в чудеса, но, как видишь, повзрослел. А ты? Неужели ты до сих пор веришь, что при помощи вещи, пусть даже это оружие, можно стать царем? — Смех Митридата вновь растекся по пустому залу. — Власть или передается по наследству, или ее добиваются. Добиваются умом, силой, хитростью, а зачастую подлостью и предательством, и никакой чудесный меч не поможет, если ты лишен способностей. Многие, будучи не царского рода, всходили на трон благодаря своим способностям. Вспомни персидского царя Кира Великого, македонцев Селевка и Птолемея или моего деда Асандра, отвоевавшего Боспор у понтийского царя Фарнака. И не только в этом причина. Портить отношения с аорсами сейчас мне не выгодно. Так что труды твои оказались напрасны. Но я ценю твою верность и, чтобы возблагодарить тебя за перенесенные лишения, оставляю тебя служить при дворе. Ты будешь получать достойное жалованье.

Харитон, радостно воскликнув, в третий раз повалился на пол:

— О царь, моя благодарность к тебе безмерна!

Он был счастлив — это то, к чему он стремился. Харитон понимал, что с такой внешностью ему вряд ли удастся стать царем, и возможность быть вельможей повелителя Боспора его обрадовала. Ко всему прочему отказ Митридата от меча развязывал ему руки. Он сам завладеет чудодейственным оружием, а там кто знает… Царь Македонии Филлип, отец Александра Великого, тоже был одноглаз. А Митридат, сам того не зная, подарил ему надежду. Он сказал:

— Ты должен послужить мне. Я сомневаюсь в верности Котиса и не ведаю замыслов аорсов. Мне надо знать, что они будут делать в Риме. Я хочу послать тебя с купцом Ахиллесом вслед за ними.

— Царь, не доверяй купцу! Ахиллес в дружбе с Котисом и молодым аорсом.

— Ты еще не стал придворным, а уже начинаешь плести сети недоверия. — В голосе Митридата послышалось раздражение. — Ахиллес — достойный муж и давно служит мне!

«Мне ли?» — промелькнуло в голове царя. Харитон все же посеял в его душе семя сомнения.

— Прости, повелитель!

Митридат на короткое время впал в раздумье, а затем продолжил:

— Котис умен, скрытен и недоверчив. Пошли я с ним кого-нибудь из своих вельмож, он сразу распознает в нем соглядатая, а у воинов и прислуги мало возможности добыть сведения о его действиях. Единственный, кому я мог бы довериться, это Ахиллес Непоседа, но теперь… Ты отправишься с купцом Фотием, есть у меня верный человек. Но справишься ли ты без Ахиллеса? Есть ли у тебя знакомства среди римских вельмож? Из твоего рассказа я понял, что ты был простым слугой, рабом своего хозяина.

— У каждого римского вельможи есть слуги, а у слуг есть уши, чтобы слышать, глаза, чтобы видеть, и язык, чтобы в нужный момент шепнуть своему хозяину то, что будет выгодно мне. У меня нет знакомых патрициев, если не считать моих бывших хозяев, и уж тем более сенаторов, но у меня были знакомые слуги, и если мне удастся их разыскать, то я могу узнать многое. А если повелитель снабдит меня некоторым количеством монет, то это развяжет многие языки. И еще, мне бы не помешало письмо, свидетельствующее о том, что я являюсь посланником царя Боспора.

— Ты получишь то, что просишь. Надеюсь, мое письмо и пантикапейские статеры помогут тебе, но запомни — я должен знать все. Если ты получишь достоверные сведения об измене брата, незамедлительно возвращайся назад. Фотий будет ждать тебя в Бурундзии. И не вздумай обмануть меня…

Наутро три военных боспорских корабля, покинув порт Пантикапея, вышли в море. Они везли посольство Митридата и аорсов в Рим. Спустя два дня корабль купца Фотия отплыл в том же направлении.

Отсутствующий в первой половине дня попутный ветер надул паруса, и теперь продолговатые тела боспорских кораблей скользили по залитой солнцем водной ряби, следуя друг за другом вдоль берегов Таврики. Котис велел плыть на запад. Исходя из своих немалых познаний в науке вождения кораблей и идя навстречу пожеланиям Умабия, желающего посетить Афины, он отбросил сухопутный путь до Рима. Путникам предстояло преодолеть Понт Эвксинский, Пропонтиду, Эгейское, Ионийское и Тирренское моря.

Умабий, опираясь на борт, смотрел вперед. На носу корабля стояла Кауна. Ее длинные каштановые волосы развевались на ветру, кожаные сарматские штаны местами обтягивали крепкие стройные ноги. Девушка убрала плотную стягивающую куртку специального покроя в походную суму, и сейчас стояла в льняной рубахе, под которой угадывались высоко поднятые груди. Она была подобна деревянной фигуре нереиды, что украшала нос судна.

— Нравится? — Котис коснулся локтя аорса.

Умабий растерялся, покраснел, стараясь не показывать своего смущения, перевел взгляд на море:

— Да. Оно красиво.

Котис лукаво усмехнулся. Умабий сделал вид, что не заметил усмешки боспорца.

— Ахиллес рассказывал о бурях и всяческих опасностях, подстерегающих людей в море.

— Ахиллес говорил тебе правду. Море действительно коварно. Сегодня оно улыбается тебе, а завтра будет готово поглотить тебя. Конечно, все во власти богов, но когда море в гневе, с ним надо бороться, как и со страхом. Стоит опустить руки, и ты у него в плену… Но не стоит его бояться. Не такое уж оно и страшное. — Котис внимательно посмотрел в сторону берега. — А вот и незваные гости, — произнес он ироничным тоном и указал на выскочившее из-за мыса узконосое суденышко.

— Кто это?

— Пираты. Это камар — корабль морских разбойников… и не один.

Из-за мыса показались еще два пиратских судна.

Умабий кинул на Котиса встревоженный взгляд, положил ладонь на рукоять меча.

— Не беспокойся. Я уверен, наша встреча случайна. После того как мой дед Асандр и отец Аспург премного потрудились, чтобы извести их в водах Понта, эти трусливые крысы, которых почти не осталось, лишь изредка осмеливаются нападать на одиноких путешественников.

Котис оказался прав. Заметив боспорцев, два камара развернулись и вскоре скрылись за мысом. Судну, следовавшему первым, не повезло — слишком близко оказалось оно от боспорских кораблей. Попытка развернуть камар означала подставить борт под тараны триер, а это грозило неминуемой смертью. Пользуясь легкостью и большей подвижностью своего судна, пираты решили проскочить между двух военных кораблей, на одном из которых находился Умабий. Попытка не удалась. Камар оказался зажатым между ними. Абордажные крюки боспорцев крепко вцепились в его тело. С высоких бортов триер полетели стрелы. Пираты один за другим падали на палубе, заливая ее кровью. Среди стонов слышались крики о пощаде, но ее не было. Несколько храбрецов, во главе с предводителем, с яростью обреченных бросились на борт корабля Котиса, в надежде взобраться на палубу. Мечи и копья боспорцев вернули их к товарищам. Мертвыми. Предводитель остался. Десяток стрел, пущенных со второго корабля, пригвоздили пирата к боковой стенке судна. Руки предводителя еще мгновение судорожно цеплялись за край борта, а затем тело тряпичной куклой повисло на древках стрел. С морскими разбойниками было покончено.