Сергей Нечаев - Казанова. Правдивая история несчастного любовника

Как только она исчезла в темноте, его гнев мгновенно прошел, но тут появилась мать Шарпийон и, быстро сообразив, что произошло, начала громко кричать:

— Моя бедная дочь! Она погибла! Ночью в Лондоне!

Казанова испугался. Ему стало безумно жалко избитую им Шарпийон, но еще больше он жалел себя, ибо теперь английский суд наверняка приговорит его к серьезному наказанию. Старая мегера Аугшпургер уж точно найдет необходимых свидетелей, подаст жалобу, и он кончит свои дни в тюрьме.

Он попросил мать Шарпийон немедленно сообщить ему, когда ее дочь вернется, и пообещал возместить все расходы. Он вернулся домой, когда уже было два часа ночи.

В восемь утра пришла служанка и сказала, что мисс Шарпийон вернулась домой очень больной. Казанова тут же побежал к ней, но его не впустили. Мать Шарпийон и ее тетки заголосили на всю улицу:

— Пришел Казанова, наш палач, спасите нас!

На следующий день он снова был у ее дома, и ему сказали, что Шарпийон лежит в смертельных конвульсиях. Она якобы уже получила последнее причастие и не проживет и часа. Казанова почувствовал, как что-то ледяное больно сжало его сердце. Он пошел домой, твердо решив покончить с собой…

Дома преисполненный горьких мыслей Казанова положил часы, остатки драгоценностей и кошелек в шкатулку, которую запер в письменный стол, и написал венецианскому послу, что после его смерти его имущество должно отойти к господину Брагадину.

После этого он взял пистолет и пошел к Вестминстерскому мосту, чтобы утопиться в Темзе. По пути он купил полные карманы свинцовых пуль, так как решил выстрелить на мосту себе в висок, чтобы тело его упало в воду и тотчас камнем пошло ко дну. Он не хотел оставлять себе ни единого шанса. Его совесть запрещала ему пережить смерть Шарпийон.

Однако на мосту он встретил шевалье Эгарда — одного из своих приятелей-англичан.

— Почему вы так мрачны? — спросил тот.

Потом он заметил рукоятку пистолета в кармане Казановы.

— Вы идете на дуэль?

Несмотря на все попытки Казановы пройти мимо, шевалье Эгард не уступал ему дорогу. Тогда Казанова сказал себе, что от одного дня уже нечего не зависит, и пошел с ним.

Они вошли в заведение «Канон Кофе Хауз», где две очаровательные англичанки станцевали для них обнаженными под аккомпанемент оркестра слепых музыкантов. Теперь Казанова был уже не так подавлен, как еще час назад. К нему вернулась способность думать, и он рассказал обо всем своему приятелю. Выслушав его, молодой англичанин заплатил за все, а потом, посоветовав махнуть рукой на проблемы, повел Казанову в знаменитый на весь Лондон танцзал, чтобы вкусить там продажной любви. К своему удивлению, Казанова увидел в этом танцзале… свою Шарпийон — живую и здоровую!

Казанова не мог поверить своим глазам. Разве Шарпийон не умерла? Сердце Казановы забилось так сильно, что он не смог и пошевелиться, ведь он уже похоронил ее и оплакал! Ведь он только что из-за нее чуть не покончил с собой! Да что же это такое! Да ведь это… И только через несколько минут он, наконец, с необычайной ясностью осознал, что мерзавка и на этот раз обманула его.

Придя в себя, он сказал шевалье Эгарду, что обязан ему жизнью, а тот заверил его, что за такие вещи он может посадить Шарпийон и ее мать в тюрьму.

Казанова был настолько зол, что и в самом деле подал на мамашу и ее отвратительную дочь в суд, обвинив их в обмане и вымогательстве. Женщин арестовали, но те, в свою очередь, обвинили Казанову в насилии, привели свидетелей, и, в конечном итоге, в тюрьму посадили не их, а Казанову.

— Господин Казанова из Венеции, — объявил толстый судья по имени Джон Филдинг, — вы приговариваетесь к пожизненному заключению.

— Но за что? — возмутился Казанова. — Что я такого сделал?

— Вы правы, — спокойно ответил ему судья, — мы находимся в стране, где не наказывают людей, не объяснив им, за что. Вы приговорены на основании показаний двух свидетелей за то, что совершили насилие над молодой девушкой.

— Но это ложь! Эта девушка — настоящее чудовище!

— Но ведь есть два свидетеля.

— Два лжесвидетеля, господин судья!

— Вы имеете полное право подать протест на вынесенное решение…

Поняв, что дальнейшие препирательства бесполезны, Казанова обратился к судебному исполнителю, и тот пояснил ему, что для освобождения требуется залог в двадцать гиней.

Необходимый залог был найден, Казанову освободили, и он пошел домой, как он сам потом выразился, «смеясь над своими неудачами».

Понимая, что он уже ничего не изменит в этом продажном городе, Казанова купил попугая и научил его произносить фразу: «Шарпийон — еще большая шлюха, чем ее мамаша». После этого он поручил своему слуге несколько раз в день гулять с птицей по самым людным местам Лондона, и очень скоро над словами попугая уже смеялась вся английская столица.

Шарпийон со своей матерью пригрозили снова подать на него в суд, но выяснилось, что попугая нельзя осудить за оскорбление личности, а чтобы привлечь ее хозяина, нужны были два свидетеля, которые подтвердили бы, что это именно он научил птицу таким словам. Как мы уже поняли, лжесвидетелей в Лондоне было хоть отбавляй, но всем им надо было платить, а на это ни у Шарпийон, ни у ее мамаши уже не было средств.

В середине марта 1764 года Казанова покинул Лондон. Он потом еще долго переживал историю с Шарпийон. Конечно, женщины нередко отказывали ему, но никто и никогда не издевался над ним так жестоко и в такой изощренной форме.

На континент Казанова прибыл в самом жалком состоянии: без денег, с уязвленным самолюбием и с потерянной верой в свою неотразимость. По сути, он превратился в жалкое подобие самого себя годичной давности.

«Я закончил жить и начал умирать», — написал потом Казанова. Сказано, пожалуй, излишне драматично, но с тех пор Фортуна и в самом деле перестала одаривать его своей лучезарной улыбкой. Факт исторический: Казанове после унижения от Шарпийон уже не удавалось проворачивать такие грандиозные авантюры, как организация лотереи во Франции или «перерождение» престарелой маркизы д’Юрфе.

Летом 1764 года через Ганновер и Брауншвейг Казанова прибыл в Берлин и остановился на постоялом дворе «У трех линий», что на Постштрассе. Это заведение, бывшее тогда в большой моде, содержалось одной француженкой, которую звали мадам Рюфен.

Свой первый визит Казанова нанес Джованни-Антонио Кальцабиджи, который был младшим братом того, с которым Казанова в 1757 году основал в Париже лотерею. Он устраивал лотерею в Брюсселе, но разорился и был объявлен банкротом. Принужденный бежать, он приехал в Берлин с женой, которую все называли генеральшей де Ламот, так как до него она была женой генерала Антуана Дюрю де Ламота.