Юрий Вяземский - Бедный попугай, или Юность Пилата. Трудный вторник. Роман-свасория

I.Вот я сказал: вернемся к Пелигну и вступим на следующую станцию. На самом же деле тогда, в Гельвеции, на берегу Леманского озера, прошло по меньшей мере несколько декад, прежде чем Вардий снова заговорил о Пелигне. И не потому, что после нашего плавания по озеру мы так долго не виделись. Нет, мы встречались, и довольно часто: я несколько раз заходил к Вардию на виллу, мы, по его приглашению, дважды совершили совместную прогулку: один раз — пешком и другой раз — в лектике.

Но о Пелигне, представь себе, — ни слова! Вместо этого Вардий вещал мне на исторические темы: об убийстве Юлия Цезаря, о войнах сторонников божественного Юлия с его убийцами, Брутом и Кассием, о кровавом соперничестве Гая Октавия и Марка Антония, о самоубийстве Антония и Клеопатры, об Актийской победе, об утверждении во власти Октавиана Цезаря, о присвоении ему имени Августа, о его многочисленных консульствах, о предоставлении ему пожизненной трибунской власти и пожизненного проконсульства. Почти не обращая на меня внимания и лишь изредка взглядывая на меня пустым и прозрачным взглядом, Гней Эдий словно самому себе прочел курс лекций по недавней истории Рима.

А я слушал его с возрастающим интересом. Во-первых, потому что ни от одного из моих школьных учителей я не слышал такого последовательного, увлекательного и доходчивого рассказа о знаменательных исторических событиях. Во-вторых, потому что долго не мог взять в толк: зачем и к чему, собственно, он мне всё это рассказывает.

Скоро я обратил внимание, что о войнах и государственных преобразованиях Вардий трактует лапидарно и без особого к ним интереса, а оживляется и в подробностях описывает и характеризует фигуры самого Августа, его ближайших сподвижников и членов его многочисленного и разноликого семейства. Причем особое вдохновение, я заметил, Гнея Эдия охватывало, когда речь заходила о Юлии, единственной дочери великого принцепса. Именно Юлия служила как бы центром его повествования, сначала скрытым, а затем все более явственным, вокруг которого он группировал события, расставлял другие исторические образы. Я понял также, что этими историческими экскурсами мой учитель меня к чему-то приуготовляет. Он мне, попросту говоря, преподносит биографию Юлии, но в историческом обрамлении.

Так что не взыщи, Луций: придется мне для начала пересказать тебе Юлину историю, суммировав пространные исторические экскурсы Вардия. Я знаю, что римская история этого периода тебе самому известна до мельчайших подробностей. Но я ведь буду Вардия пересказывать, которого ты никогда не слышал. И излагать буду кратко и только то, что до Юлии касается.

Итак:

II.Как ты знаешь, в год заключения Брундизийского договора между двумя триумвирами Октавиан, будущий великий Август, развелся со своей первой женой, Клодией, дочерью Марка Антония и Фульвии, и, как говорят, нетронутую, не лишенную своего девства, отослал ее к матери, с которой поссорился во время Перузийской войны. И в том же году, опасаясь, что Марк Антоний может объединиться с Секстом Помпеем, могущественным предводителем морских пиратов, и вместе они, Помпей и Антоний, установят морскую блокаду и доведут Италию до голода, Октавиан решил, еще до прибытия Антония в Брундизий, если не переманить Помпея на свою сторону, то по крайней мере связать ему руки.

Как это сделать? То ли сам Октавиан, то ли его мудрый соратник Гай Цильний Меценат придумали следующую комбинацию: у Секста Помпея был тесть Луций Скрибоний Либон. А у того — сестра Скрибония, которая недавно во второй раз овдовела. Так вот: наш Октавиан — ему тогда едва исполнилось двадцать три года — посватался к этой уже видавшей виды женщине, получил радостное согласие ее отца, престарелого Луция Либона, и, спешно женившись на Скрибонии, стал, можно сказать, свойственником страшного пирата, Секста Помпея — тот был женат на родной племяннице Скрибонии. Тем самым отнял у Марка Антония всякую возможность сговора с Помпеем у себя за спиной.

Блестящий политический маневр! Но, как утверждал Вардий, эту самую Скрибонию, свою вторую жену, Октавиан никогда не любил и с ней, как и с первой своей женой, не собирался делить ложе. В объятия Скрибонии Октавиана, дескать, толкнул поэт Вергилий.

Дело было так: Антоний, дабы не отстать от соперника, решил также упрочить свои семейные связи и женился на сестре Октавиана Октавии. И когда в Риме пышно праздновали свадьбу, на свадебном пиру Вергилий во всеуслышание прочел свою пресловутую «Четвертую эклогу». В ней, как ты помнишь, поэт возвещал переход от железного века к веку золотому и предрекал, что век этот начнется с рождения чудо-ребенка, который, унаследовав качества своего великого отца, будет достоин жизни богов и учредит на земле мир и благоденствие Рима и его клиентов… Отпрыск богов дорогой, Юпитера высшего пламя …

Марк Антоний со всей серьезностью отнесся к этим поэтическим пророчествам и чуть ли не в первую брачную ночь обрюхатил — так выразился Вардий — Октавию. Он увез ее с собой в Афины и не покидал до тех пор, пока та не родила на свет обещанного ребенка… Но, к досаде Антония и к разочарованию его сторонников — не мальчика, а девочку, Антонию. Девочка чудо-ребенком никак быть не могла.

Как утверждал Вардий, Марк Антоний яростно накинулся на жену и во второй раз ее обрюхатил. И через десять лунных месяцев она разродилась… Да, снова девочкой, Антонией Младшей, сатир ее побери!

А что юный наш дядя, Гай Юлий Цезарь Октавиан, как он тогда называл себя? Вардий не сомневался, что когда у его соперника родилась первая девочка, двадцатичетырехлетний Октавиан усомнился в том, что Вергилиево пророчество предназначалось Марку Антонию, сделал над собой усилие, стал регулярно делить ложе с нелюбимой своей женой и мучился до тех пор, пока Скрибония не объявила, что она тоже беременна.

Теперь не только на Востоке, но и в Риме стали ожидать чудо-ребенка, «Юпитера высшего пламя».

Скрибония, гордая своим высшим предназначением, как говорится, «окунулась в политику» и вместе со своим братом, Скрибонием Либоном, можно сказать, принудила мужа заключить с Секстом Помпеем Мизенское соглашение, которое Октавиан, дескать, никогда бы не заключил, если бы на него не давили его новые родственники и Секст Помпей не шантажировал его, зная, под каким давлением он находится.

Уже за одно это Октавиан горел желанием расстаться со Скрибонией. К тому же он встретил женщину, которая во всех смыслах была достойна его гения и которую он полюбил настолько, насколько этот великий и одинокий человек способен был полюбить. Но… Мы помним, что в Риме с нетерпением ожидали «отпрыска богов». Ребенок этот должен был родиться от Скрибонии. И если Скрибония родит мальчика… Ну, ты понимаешь.