Василий Седугин - Андрей Боголюбский. Русь истекает кровью

– Рубимся, князь! Не уступим!

Скоро подоспели остальные дружинники, противник бежал.

Подъехав к Андрею, воевода Борис Жидиславич проговорил то ли с неудовольствием, то ли с долей восхищения:

– Ну ты и рискуешь, князь. Долго ли до греха…

– Чудодейственная икона Владимирской Божией Матери спасла меня! – ответил Андрей.

Он уже высматривал поле боя, которым завладели его войска и уже теснили неприятеля. Сказалось неожиданное нападение, когда противник был застигнут в то время, когда готовился к ужину, как видно, совсем не подозревая о сдаче города.

– Глянь, князь, – сказал воевода, указывая на правое крыло войск, – боярин Федор погнал булгар прямо к лесу. Не подсобить ли ему? Сломим в этом месте, не устоять мурзе по всей линии.

– Согласен. Кинем дружину.

Удар бронированной конницы решил исход битвы. Только ночная темнота позволила большей части противника уйти от погони. Но радость победы омрачалась гибелью сына Изяслава: он увлекся преследованием, оторвался от своих и был изрублен мусульманами.

Наступать дальше, на столицу, у Андрея было недостаточно сил. Главная задача – наказать за нападения на пограничные земли – была выполнена, и русское войско вернулось в свои пределы. Чудотворная икона Владимирской Божией Матери, принесшая победу русскому воинству, торжественно была водружена на свое место в Успенском соборе во Владимире.

Дней через десять после возвращения из похода засобирался Андрей в Ростов – надо было решить много накопившихся дел с местными боярами и купцами. Он запряг крытый возок и покатил по пыльной дороге. К вечеру прибыл в Суздаль, переночевал. Позавтракав, вышел к коням и стал в сторонке, наблюдая, как снаряжают его возок к поездке.

К нему подошла богато одетая девушка, спросила:

– Князь, говорят твой путь лежит через Переяславль?

Он понял, что она будет напрашиваться ему в попутчики, и недовольно поморщился. Ему хотелось побыть одному, со своими мыслями, что-то решить, что-то продумать. Поэтому ответил односложно:

– Заеду.

– Возьми меня с собой. Право, мне так надо быть побыстрее в Переяславле!

Он чуть помедлил, бросил нехотя:

– Хорошо, садись.

Девушка проворно взобралась на сиденье возка, кинула благодарный взгляд. «Придется потерпеть, – думал он между тем про себя. – Впрочем, тут два дня пути, не столь дальняя дорога…»

Лошади были запряжены, он сел рядом с девушкой, взял в руки вожжи. Пара откормленных коней тронула с места и порысила по узкой улице Суздаля. Миновали главные ворота города и выехали в чистое поле. Андрей намеренно молчал, чтобы у попутчицы не было соблазна вовлечь его в разговор.

«О чем же я только что думал? – задал он себе вопрос и тотчас вспомнил. – Ах, да, как дорого обходится Руси междоусобица князей. Лезет противник со всех сторон. Вот пришло сообщение, что половцы напали на земли волынские и галицкие, но были отбиты. Не успокоились степняки, пограбили черных клобуков, но на берегу Роси были настигнуты и наказаны за разбой; у них не только был отнят весь полон, но и взято много пленных вместе с несколькими ханами. И на севере неспокойно. Манят шведов наши лесные богатства, особенно пушнина. На 55 кораблях приплыли к Новгороду, пошли на приступ детинца, но были отбиты с большим уроном. А потом новгородцы во главе с князем Святославом и посадником Захарием напали на них, и из 55 кораблей только 12 успели убраться восвояси. Если к этому присовокупить нашу победу над булгарами, успешно отстаивает Русь свои рубежи…»

– Князь, а ты меня не узнал? – вдруг обратилась к нему девушка.

Он мельком взглянул на нее, пожал плечами. Мало ли ему встречается народа, в том числе и красивых девушек вроде этой, разве всех упомнишь? Да и не тот возраст, чтобы заглядываться на молоденьких…

Ответил:

– Не припоминаю.

– Ну как же, князь, ты долго жил у нас в Переяславле, мы с тобой очень дружили и даже в прятки играли. Неужто забыл?

– Верхуслава? – изумленно спросил он, вглядываясь в ее лицо.

Она радостно закивала головой, а глаза ее сияли неподдельной радостью.

Он уже открыто рассматривал ее, отыскивая знакомые черты. Она и в детстве была красивой, но он считал это в порядке вещей, потому что большинство детей бывают красивы. Но теперь перед ним сидела девушка редкой красоты и обаяния.

Ее не стесняло его разглядывание, по-видимому, она продолжала считать его своим человеком, хорошо знакомым и смотрела на него с приязнью и благожелательством.

– Как же ты изменилась! – продолжал он с некоторым удивлением. – Это сколько же лет прошло, как мы не виделись?

– Целых двенадцать, – тотчас ответила она, улыбаясь.

– Тебе тогда было семь. Значит, сегодня…

– Целых девятнадцать! – выпалила она радостно.

– Да, старые старятся, молодые растут, – проговорил он с некоторой долей грусти. – Жизнь течет своим чередом.

– Да ты вовсе не старый, дядя Андрей, – поспешила она успокоить его. И то, что она назвала его тем именем, с каким обращалась в детстве, а не князем, растрогало и умилило его. Он крякнул, пятерней взъерошил жесткие прямые волосы и стал глядеть вдаль, помаргивая узкими раскосыми глазами и рассеянно улыбаясь.

Путь пролегал между полями, засеянными рожью и ячменем. Был конец июля, хлеба уже колосились, вдали, у края неба, дрожало марево, обещая жаркий день.

– И к кому же ты приезжала в Суздаль? – спросил он после некоторого молчания.

– К жениху.

– К жениху? – переспросил он невольно. Как ни странно, но его кольнуло упоминание о женихе, но он тут же себя одернул: ох уж эта обычная мужская ревность, не всю жизнь она будет ребенком, каким ты видел ее в Переяславле. Ей уже девятнадцать лет!

– И кто же твой жених?

– Боярин Федор Кучка.

Ай, Федор! Ай, молодец! Такую девку отхватил! Прямо-таки позавидовать можно. Сроду не прельщался он красивыми девицами, всегда была перед ним одна Улита, но тут не мог утерпеть и отметил про себя, что повезло боярину связать судьбу свою с такой умницей и прелестницей.

– Ну и как гостилось?

Она почувствовала в его голосе некоторую отстраненность, может, даже отчужденность, правильно оценив, что теперь он будет относиться к ней как к чужой, и это задело ее, потому что ей дорого было взаимное понимание, которое установилось между ними после воспоминаний о детстве, поэтому ответила с прохладцей:

– Неважно гостилось. Федор сильно заболел, видно, в походе простудился. Лекари хлопотали, еле жар сняли. Только вчера оклемался, на поправку пошел. Но все равно плох, даже проводить меня был не в состоянии.

– Болезнь, оно конечно! – протянул он, не зная, что сказать. Да и говорить ему больше не хотелось почему-то. Но он все-таки добавил: – Прихватит порой, не знаешь, куда деться. Тут уж не до проводов.