Василий Седугин - Андрей Боголюбский. Русь истекает кровью

И, видя остолбенелые глаза Гюраты Семеновича, продолжал:

– Если забыл ты, боярин, что творили киевляне двадцать лет назад, то наверняка помнишь, как расправились они с суздальцами после смерти Юрия Долгорукого, всех до одного вырезав и выбросив на поругание, как бродячих собак!

Немного успокоившись, Мстислав Андреевич продолжал:

– Все мы видим, как нас обижают. А когда мы обижаем других, этого не замечаем. Мы возмущаемся дурными поступками окружающих, а про свои пакости забываем и отвечать за них не хотим. Поэтому все люди такие обиженные ходят, только о своих горестях и унижениях говорят. И ты один из таких. Так что нету у меня в сердце жалости ни к тебе, боярин, ни к жителям Киева. Что заслужили, то и получили.

Андрей не поехал в Киев и стал править Русью, как великий князь, из Владимира. В Киеве же он посадил дядю своего, Глеба Юрьевича.

С большими почестями встречали войско во Владимире. На торжества Андрей пригласил гостей в свой дворец в Боголюбово. В просторной гриднице были накрыты столы. За них сели бояре и дружинники. Сначала здравицу в честь воинов провозгласил Андрей; в ответ все дружно прокричали: «Слава!» Потом речи в честь князя произнесли Борис Жидиславич и многие бояре. Когда много было сказано, а еще больше выпито, поднялся Яким и попросил разрешения зачитать свою летопись.

– Я оглашу только то, что написал про князя Андрея, при котором началась настоящая история Суздальского края, – пояснил он.

Он стал читать заунывно-возвышенным голосом. Все слушали его с большим вниманием, иногда поддакивали, а большинство кивали головами в знак согласия. Он величал его благоверным, боголюбивым и христолюбивым и называл «вторым мудрым Соломоном». Бог, утверждал он, «не постави бо прекрасного солнца на едином месте, а доволеюша и оттуда всю вселенную осьяти, но створи ему восток и запад, тако и угодника своего Андрея князя, но приведя его втуне к собе, а могущая таковым житьем и тако душою спасти».

При гуле одобрения Андрей подошел к Якиму и расцеловал в обе щеки, а потом, подняв кулак, стал говорить твердо и убежденно:

– Буду править Русью из Владимира, все князья подчинятся моей силе. Искореню мятежи и усобицы князей, вздохнет спокойно народ русский и будет жить мирно, не тревожась о завтрашнем дне. Кто станет на моем пути, сломлю и уничтожу. Вижу сейчас, что Новгород противится моей воле. Собирайтесь, бояре, в новый поход, покорим его, и не будет на Руси больше городов, живущих по усмотрению своему!

На какое-то время в гриднице установилась напряженная тишина. И вдруг в ней, в полной тишине, раздался чей-то робкий голос:

– Как, снова в поход?

– Да, – подтвердил Андрей. – Не пожалеем сил своих и умения своего на благополучие и процветание земли Русской!

Все продолжали смотреть на Андрея, как будто не понимая его слов. Наконец боярин Борис Жидиславич проговорил как бы про себя:

– Воинам надо бы дать отдохнуть после двух походов…

– А мы не завтра выступаем, – тотчас ответил князь. – Побываете дома, повидаете жен и детишек, а потом с новыми силами двинемся. Богат, зажиточен и полон роскоши торговый город, будет вам в нем чем поживиться!

Горячо и с настроением взялся князь Андрей за подготовку похода, но скоро выяснилось, что не на что вооружать ополчение: казна пуста. Ведал ею чашник. Когда-то такой человек был распорядителем на пирах, кормил и поил княжеских гостей. Но потом князья стали поручать им заботы о своем имуществе, собирание дани, передали в их распоряжение мытников – в общем, у чашников в руках оказались огромные богатства, которые он через своих помощников продавал на рынках, при посредничестве купцов отправлял в другие страны.

Чашником у Андрея был Никита, человек дельный и расторопный, но в последнее время запил и запустил дела. Об этом он узнал только тогда, когда начал подготовку к Новгородскому походу. Увидев опухшее от пьянки лицо Никиты, князь прогнал его. Но нужны были срочно деньги. Где взять? Быстро продать пушнину, воск, мед и другие запасы нечего было и думать. И тогда он обратился к ростовщикам.

Самым богатым и надежным из них оказался Ефрем Мойзович. Это был худенький человечишка с исполосованным морщинами лицом и слезящимися глазками неопределенного цвета. Андрей имел с ним дело раньше, вызвал его и на сей раз.

– Мне, Ефрем, для похода большие деньги нужны. Резу (проценты) заплачу большую. По «Русской правде» долг в полтора раза больше положено отдавать, я тебе добавлю еще десятину. Но деньги нужны срочно!

– Мойзович для князя все сделает. Пусть это будет нелегко для Мойзовича, но он сил не пожалеет, чтобы исполнить просьбу своего господина, – отвечал тот, низко кланяясь и подобострастно заглядывая в лицо Андрея. – Но Мойзович мог бы сделать для князя еще больше, если бы он доверился ему.

– О чем ты?

– Поручи мне, князь, исполнять должность чашника. Мойзович всю жизнь занимался денежными делами, знает все ходы и выходы, имеет связи со многими нужными людьми. Мойзович принесет тебе такой доход, какой князь никогда не имел.

Андрей подумал. А почему бы и нет? Годовую прибыль он примерно знает, если что-то сворует хитрый ростовщик, то это откроется сразу, а коли явится прибыток, то можно будет только порадоваться. Тем более у него нет под рукой человека, который мог бы заменить Никиту.

– Ладно, принимай дела чашника, – согласился Андрей. – Но только смотри у меня!

– Все будет сделано в лучшем виде, князь! В самом лучшем виде! – заверил его Мойзович.

Поход на Новгород начался глубокой осенью. Как назло, начались проливные дожди. По разбитым дорогам месили грязь и люди, и кони, и колеса телег и повозок. Наконец ударили морозы, повалил снег. Хотя стало холодно, но люди обрадовались перемене в погоде – легче стало идти и ехать.

В самом начале 1170 года бесчисленная рать из суздальцев, смолян, рязанцев, муромцев и полочан появилась под Новгородом. Жители его, зная о разрушении Киева, решили сопротивляться до конца, о сдаче никто не думал и не помышлял. Все церкви были отворены день и ночь, в них постоянно молились старцы, жены и дети, пока отцы, сыновья, мужья их готовились встать на городские стены.

В течение трех дней осаждающие устраивали острог около города, а на четвертый пошли на приступ. Новгородцы бились храбро, но, теряя мужей своих, стали ослабевать. Уже покидала их вера в то, что смогут они отстоять свои жилища. В ночь со вторника на среду второй недели поста новгородский архиепископ Иоанн молился перед образом Спаса и услышал глас от иконы: «Иди на Ильину улицу в церковь Спаса, возьми икону Пресвятой Богородицы и вознеси на забрало стены, и она спасет Новгород».

Наутро архиепископ с новгородцами вознес икону на стену у Загородного конца между Добрыниной и Прусской улицами. Едва завидев движение на стенах, противник пустил тучи стрел на архиепископа и притч его, но все летели мимо них.