Конн Иггульден - Кости холмов

Больше и больше врагов бежали под яростным натиском. Кровавые брызги на мгновение ослепили глаза Джучи, и он испугался, почувствовав себя уязвленным в этот момент. Но тут над долиной прокатился долгожданный гул горнов Чагатая. С оглушительным громом его тумен наконец выступил на врага.

Войско Чагатая вступило в битву, когда хорезмийцы совершенно пали духом, потеряв надежду на спасение. Пространство вокруг Джучи стремительно очистилось от врагов, бежавших в панике от монгольских стрел. Тяжело дыша, он еще раз увидел младшего брата, величественно мчавшегося к подножию холма. Но пару мгновений спустя Чагатай спустился в долину и растворился среди своих воинов, скрывшись из виду. Джучи сплюнул горячую пену. Всем своим телом он жаждал отвесить Чагатаю хорошую оплеуху. Его люди знали, что произошло, и Джучи будет невероятно трудно побороть свое нежелание удерживать их от драки с теми, кто сидел и смотрел, как они умирают. Джучи понимал, что виновником задержки был Чагатай. Вспоминая, как тот выжидал на вершине холма, Джучи осыпал брата проклятиями, и бранные слова казались ему сладостными, точно топленое сало.

Врагов вокруг Джучи уже не было. Предоставленный самому себе, он провел большим пальцем по кромке лезвия своего клинка, ощупывая оставшиеся на металле зарубки. Мертвые тела окружали его повсюду. Погибли многие из тех, кто скакал вместе с ним через холмы, чтобы обескровить отборную конницу шаха. Те же, кто уцелел, смотрели на него с еще не иссякшей злобой в глазах. А Чагатай тем временем добивал остатки хорезмийского войска, втаптывая вражеские знамена в окровавленную землю копытами своих коней.

Если бы Джучи поступил с Чагатаем так, как того заслуживал его брат, их тумены дрались бы не на жизнь, а на смерть. Это он понимал. Понимали это и командиры Чагатая. Теперь они не подпустят к нему Джучи и на двадцать шагов, если при нем будет оружие. И хотя они знали причину, их позор не помешал бы им обнажить клинки, и тогда смертельной схватки между туменами не миновать. Джучи едва сдерживал неудержимое желание помчаться туда, где еще звенело железо, и увидеть, как кромсают на куски его брата. Джучи не хотел искать справедливости у Чингиса. Легко было представить, как отец посмеется над его жалобами. Он скорее указал бы на недостатки в тактике, чем признал бы вину Чагатая. Джучи задыхался от возмущения, жадно глотая воздух, а гул сражения уносился все дальше, оставляя юношу в пустоте. И все-таки, несмотря на предательство, он победил. Он испытывал гордость за своих воинов вместе с ненавистью, и бессилие сдавило его.

Не спеша Джучи вытер кровь с лезвия меча, который в честном споре выиграл у Чагатая. В тот день, выйдя на поединок с тигром, Джучи видел смерть, как видел ее сегодня. Он не мог простить то, как с ним обошлись.

Стряхнув на землю кровавые капли, Джучи медленно начал движение туда, где остановил коня его брат. Обменявшись недовольными взглядами, его люди последовали за ним, готовые продолжить бой.

Самарканд очаровывал своими красотами. Низкорослый конь Чингиса вез своего хозяина по широкой улице между рядами домов, цокая неподкованными копытами по неровной брусчатке. Где-то впереди в небе висело облако дыма и слышался грохот сражений, но эта часть города опустела и казалась на удивление мирной.

Воины, ехавшие рядом с ханом, опасались за его жизнь и потому держали луки наизготове, чтобы в нужный момент покарать даже намек на угрозу для хана. Атаку самаркандского гарнизона отбили, вынудив его отойти внутрь города. Хорезмийцы отступали организованно, чему могли бы позавидовать даже личные тумены Чингиса. Он был удивлен, когда выяснилось, что противник подготовил вторую оборонительную линию внутри самого города. Впрочем, Самарканд был полон неожиданностей. Так же как и во время осады Яньцзина, Чингис планировал уморить голодом жителей Самарканда, но потом, когда появилась освободительная армия, казалось, что хан вообще рискует потерять город. Чингис настаивал на стремительности атаки и скорости, и это вновь принесло плоды. Враги в который раз недооценили силу его туменов.

Чингис подозревал, что если монголы останутся в землях шаха, то контакта с местными жителями не миновать, и наиболее талантливые хорезмийские военачальники в конце концов найдут способ отражать их атаки. Подумав об этом, хан улыбнулся. К тому времени, когда они что-нибудь придумают, весь Хорезм перейдет под его контроль.

Вдоль улиц росли деревья, пышные, но какие-то уж слишком ухоженные. Проезжая мимо, Чингис подметил выцветшие бледные диски, оставшиеся на стволах от спиленных веток, и темные пятна на пыльных корнях, где утром на них пролилась вода. Монгольский хан покачал головой, сомневаясь, что полив деревьев стоил труда. Горожане, очевидно, наслаждались их тенью в жаркие летние дни, и Чингис вынужден был признать, что ароматы, которые источали деревья, были все же довольно приятны на теплом ветру. И наверное, горожанам просто очень хотелось видеть со своих каменных террас их зеленые листья. Чингис встал в стременах, и его взору предстала открытая круглая площадь с ярусами деревянных лавок по кругу. Внутри своих стен Самарканд хранил множество странных вещей. Возможно, горожане собирались на площади, чтобы послушать речи ораторов или даже посмотреть на лошадиные бега. Но монголы вели сюда пленников, и площадь уже почернела от массы сгрудившихся людей. Связанные по рукам и ногам, пленники немели от страха.

Проезжая мимо каменного колодца у перекрестка дорог, Чингис спешился, чтобы осмотреть его. Заглянув через край колодца, хан увидел глубоко внизу чернеющий диск воды. Чингис машинально схватил кожаное ведро и бросил его в колодец. Услышав всплеск, хан вытянул ведро наружу и жадно испил воды, затем передал ведро одному из лучников и снова сел в седло. Самарканд имел выгодное положение. Город стоял в излучине реки и вблизи озер. На таких землях, как здесь, росло все, что угодно. Доказательством тому служил опустевший рынок у главных ворот, на прилавках которого осталось лежать множество разных плодов и овощей. Хан задался мыслью о том, на что же тратили свои дни обитатели города, если пищи и воды было у них в изобилии? Судя по тому, как отступало их войско, горожане явно не тратили времени на военную подготовку. Монгольские тумены с легкостью просочились в город, неотступно следуя за бежавшим врагом. Они не отпускали его ни на шаг, и закрыть ворота не удалось.

В огромном Самарканде легко можно было запутаться и сбиться с пути. Со всех сторон Чингиса окружали улицы и дома, большие и маленькие. Над всем этим лабиринтом дорог и домов возвышался шахский дворец, однако внимание хана привлекло другое строение. Над западными кварталами города тянулся ввысь стрельчатый минарет. Необычное здание вызывало живой интерес, и хан направил коня к нему. И чем ближе он подъезжал, тем выше казалось это любопытное сооружение.