Наталья Павлищева - Елена Прекрасная. Красота губит мир

– Зевс, она мне грозит!

– А зачем ты лезешь во взрослую драку? Я же вон не вмешиваюсь. Посиди рядышком, посмотри лучше, чтоб не получать синяков…

А на земле Арес встал за спиной Гектора и принялся направлять его удары и отклонять все, что летело в него самого. Диомед с изумлением увидел, как сначала само по себе пролетело тяжелое копье, потом камень, понял, что это невидимые боги тоже бьются. А уж когда Гектор стал просто недоступен для других, возмутился:

– Так нечестно, помогать только одним!

За его спиной тут же возникла Афина:

– Повоюем?

Она сделала для Диомеда богов видимыми и тот ужаснулся: в драке участвовали Гера и Артемида, Посейдон и Аполлон, хромой Гефест, то и дело подбрасывающий ахейцам новые копья взамен сломанных, и даже едва успевавший уворачиваться от стрел с помощью своих крылатых сандалий Гермес!

Арес, отводя от Гектора копье Диомеда, пущенное с помощью Афины, был ранен им сам и поспешил на Олимп, залечивать рану. Гектор понял, что рукой Диомеда управляет богиня войны и без Ареса троянцы потерпят поражение.

Но Гелиос уже почти прогнал свою колесницу по небу, намереваясь уйти на покой до следующего утра, снова наступало время прекрасной Эос… Войскам пришлось отойти, чтобы на следующий день начать все сначала.

На долину Скамандера и окружающие горы легли синеватые тени, на узкую галечную полосу шурша и чуть пенясь накатывали волны прибоя. В небе одна за другой загорались звезды, они отражались в воде и казалось, что неба со звездами два – одно вверху над головой, а второе протягивалось от берега вдаль до самого горизонта, хотя его не было видно. И такая стояла вокруг тишина, что людям было как-то даже совестно ее нарушать… Они молча собирали погибших, сносили их для погребальных костров, потом собирались вместе, чтобы вспомнить и назвать, кто же погиб…

Когда в ночи взметнулись искры этих костров, каждый смотрел и думал, что завтра, возможно, и его душа вот также отлетит вверх в черное небо. Но не было ни страха, ни робости. Ахейцы твердо знали, что они должны жестоко отомстить теперь уже не только за обиду, нанесенную когда-то давно Парисом Менелаю, но и за сегодняшнюю, за нарушение клятвы, за погибших друзей, за свои и чужие раны…

А троянцы понимали, что после сегодняшней битвы пощады уже не будет, и их слабость будет означать гибель всей Трои, смерть мужчин и плен женщин. И не было смысла кого-то винить в произошедшем, теперь были виноваты и правы все, а потому после рассвета битва продолжится. Надолго ли? Пока не погибнут все с одной стороны, это будет означать победу другой. Какой? Неизвестно, даже если по одну сторону троянских стен останется хоть один воин, он и будет победителем.

Зевс оглядел обитателей Олимпа, усмехаясь. Боги, решив лично ввязаться в драку на земле, немало пострадали. У кого-то перевязана рука, у кого-то нога, кто-то держался за голову. Афродита все стонала, картинно прикладывая руку к прекрасной груди и ежеминутно интересуясь у кого-нибудь:

– Синяк будет?

Конечно, при этом предлагалось со вниманием осмотреть грудь и, конечно, вопросы задавались богам-мужчинам. Афина хмыкнула и, подойдя к пострадавшей от ее же руки подруге, деловито потребовала:

– Давай, посмотрю.

Не успела богиня любви отказаться, как Афина во всеуслышание заявила:

– Синяка не будет, если не станешь показывать всем подряд!

Афродита обиженно отвернулась, мало того что сильно ударила, так еще и насмехается!

Зевс поднял руку, призывая к вниманию. Все затихли. Как-то рассудит их сегодняшнюю междоусобицу Громовержец?

– Завтра чтобы не смели вмешиваться в людские дела!

– Всем нельзя или некоторым можно? – Афина покосилась на Афродиту.

– Всем!

– А тебе? – теперь уже интересовалась Гера, потому что знала, что муж желает победы троянцам, в то время как она сама ахейцам.

– И мне, – буркнул Громовержец, мысленно кляня «этих хитрых баб».

В своем шатре маялся Ахилл, впервые он не мог сидеть у костра, где шли разговоры о тяжелом бое, в котором получили раны и гибли его друзья, а он участия не принимал! Но и нарушить собственную клятву Ахилл тоже не мог. Как же он сейчас корил себя за неумное, резкое слово! Но оно вырвалось и обратно не вернешь.

Стоила ли того Брисеида? Ахилл честно отвечал себе, что как бы он ни любил эту рабыню, клясться, что, пока Агамемнон не попросит прощения, не вступать в бой, он не имел права! И как теперь быть, тоже не знал. Микенский царь не менее упорный, он скорее погибнет в бою сам, чем станет просить у Ахилла прощения, да и за что? Если вдуматься, то Агамемнона обидели не меньше, чем самого Ахилла.

Разорив округу, Ахилл привел в числе прочих в лагерь двух красоток – Хрисеиду и Брисеиду. Первая досталась Агамемнону, а вторая самому Ахиллу. Никто не спорил, но Хрисеида оказалась дочерью жреца Аполлона и тот пожаловался богу с просьбой наслать на ахейцев какую-нибудь гадость. Аполлон просьбе внял, и уже через день ахейцы мучились от заразы, разившей в лагере одного воина за другим. Не помогли и принесенные жертвы, бог оказался обидчивым. Пришлось возвращать Хрисеиду.

Агамемнон в запале обвинил Ахилла в том, что тот нарочно привел к нему именно эту пленницу, и потребовал взамен отдать Брисеиду. Спора не понимал никто, не столь уж хороши обе девушки, чтоб из-за них ссориться так рьяно, заменить некем, что ли? Но оба царя уперлись, словно два барана лбами, ни влево, ни вправо! Ахилл Брисеиду отдал, но поклялся, пока Агамемнон не попросит прощения, в бой не вступать, пусть бы ахейцев и разбили совсем!

В другое время Агамемнону своеволия с наложницей не простили, но тут многие встали на сторону микенского царя, отказываться биться рядом с товарищами по оружию в обиде за девку? Чем же Ахилл лучше того же Париса? Даже близкий друг Патрокл выговаривал, Ахилл разозлился и чуть не прибил друга. Теперь обиделся даже Патрокл.

Было от чего тосковать мирмидонскому царю…

На следующее утро Андромаха вдруг решила проводить своего супруга не просто из дома, а до самых Скрейских ворот. Она так рыдала и уговаривала хоть в этот день не ходить, что на сердце у Гектора стало совсем мрачно, словно не к добру эти женские слезы. Если выживу, больше не позволю меня провожать! – решил он. Мало того, она еще и маленького сынишку Астианакса с собой взяла, но стоило отцу наклониться к малышу, чтобы поцеловать, как тот вдруг заревел во все горло, испугавшись большого гребня на шлеме отца. Пришлось снять шлем и снова протянуть руки к малышу. Теперь Астианакс пошел к отцу спокойно. Андромаха невольно рассмеялась, на душе стало легче.

Тот день не стал для Гектора последним, хотя он сражался против Аякса Теламонида. Поединок не успели закончить до вечера, и оба благодарили богиню зари за ее появление.