Иван Кошкин - За нами Москва!

— Безуглый, пасть закрой, — рявкнул комбат. — В общем, выводить из строя исправные танки я не собираюсь, снаряды есть, патроны тоже. А горючее мы себе добудем.

— В крайнем случае, погуляем напоследок так, что чертям тошно станет. — Сержант, похоже, закрыть пасть не мог просто физически.

— Сашка, от тебя уже и так все пекло блюет, — устало вздохнул комбат. — В общем, вот такое решение я принял.

— А как на него личный состав смотрит? — ляпнул, не подумав, Волков.

Он тут же пожалел о сказанном, наткнувшись на презрительно-удивленный взгляд танкиста. Взгляд этот ясно говорил, что во 2–м танковом батальоне 28–го танкового полка 112–й танковой Дивизии командиры не нуждаются в одобрении своих решений личным составом, а приказы выполняются на том простом основании, что это именно приказы, а не пожелания, просьбы или что-нибудь еще. Волков вспомнил, как пять часов назад комиссар произносил речь, по существу, убеждая бойцов не нарушать присягу. Лейтенант почувствовал, что краснеет. Впрочем, люди Петрова, похоже, разделяли угрюмую решимость своего комбата. Турсунходжиев во время беседы молчал, лишь кивнул, когда комбат изложил свой план, а наглый сержант, по всему видно, и так готов за своего командира в огонь и в воду.

— В общем, я тебе все сказал, — прервал молчание старший лейтенант. — От своего решения не отступлюсь, и люди у меня надежные. Если не хочешь, чтобы вас зацепило, уходи сейчас, потом будет поздно.

Он осторожно улегся на живот, давая понять, что разговор окончен. Безуглый, невзирая на прямые приказы перестать валять дурака, принялся отгонять от командира комаров. Волков молча встал и пошел туда, где вповалку спала его рота, Берестов, Медведев и Гольдберг последовали за ним.

— Что вы собираетесь делать, товарищ лейтенант? — спросил политрук.

— Такие решения следует принимать, посовещавшись с комиссаром, — уклончиво ответил Волков.

План комбата был самоубийством от начала и до конца. Даже если горючее удастся добыть, немцы отреагируют немедленно. Ночью по лесу танки далеко не уйдут, к тому же, как стало видно вблизи, обоим Т–26 изрядно досталось, фар не имелось ни на одном. Все это было так, но комроты не мог не признаться самому себе, что его восхищает такое безрассудство. Танкисты сознательно выбирали бой, даже если этот бой будет для них последним, они не успокаивали свою совесть тем, что, дескать, надо сберечь себя для грядущих битв, в которых немец, разумеется, умоется кровью от их могучих рук У них были танки, но не было бензина, зато бензин был у немцев, а раз так, надо идти и отобрать горючее у врага, а дальше будь что будет. В этом была какая-то глубокая, настоящая правда войны: хочешь победы своим, не прячься, а иди и убивай чужих, убивай, пока можешь. Лейтенант понял, что в душе он уже принял решение, и его ответ Гольдбергу — так, для очистки совести.

— Я считаю, мы должны участвовать, — твердо сказал комиссар.

— Я такого же мнения, — ответил Волков.

— Это безумие, — вмешался Берестов. — Немцы прочешут лес и прихлопнут нас как мух.

Комроты остановился и развернулся к бывшему белогвардейцу. Он всегда уважал своего комвзвода, более того, он им восхищался, но кое-какие вопросы следовало прояснить немедленно.

— Товарищ старший сержант, — негромко начал Волков, — напомните мне, какова ваша должность?

— Временно исполняющий обязанности командира взвода, — с непроницаемым лицом ответил Берестов.

— А я кто?

— Командир роты. Виноват, товарищ лейтенант, больше не повторится, — вздохнул взводный.

— Надеюсь на это. Не люблю делать замечания старшим. Возьмете своих людей и проведете разведку дороги. И вот еще что, — лейтенант достал из сумки карту, — в двух километрах отсюда находится деревня Сосновка. От дороги до нее — двести метров. Возможно, немцы используют ее для постоя — уж очень удобно расположена. Посмотрите там, может, и не придется на дороге куролесить. Задача ясна?

— Так точно. — Берестов вскинул руку к пилотке: — Товарищ лейтенант, разрешите? Сейчас четыре часа дня, а солнце сядет в десять. Позвольте моим бойцам отдохнуть хотя бы полтора часа. Пользы больше будет.

— Отдыхайте, — кивнул Волков.

Отпустив людей, он пошел к танкисту, лейтенант уже понял, что, в отличие от остальных, ему поспать не удастся. Впрочем, комбат, похоже, тоже не мог уснуть, верный сержант мог отогнать комаров, но не боль. Подняв голову, Петров уставился на подошедшего пехотинца мутными от усталости глазами:

— Что-то ты зачастил, — проворчал он.

— Через два часа мои разведчики пойдут в Сосновку, это деревня в паре километров отсюда.

Волков коротко изложил танкисту свой план, старший лейтенант слушал не перебивая.

— А почему ты поменял свое решение? — спросил комбат, когда лейтенант закончил.

— Да узбека твоего жалко стало, — ответил ротный. — Так, бедняга, страдал, я аж сам чуть не заплакал.

— Турсунходжиев? Да, Магомед — правильный мужик и командир хороший. Сашка, я перед ним извинился? — повернулся Петров к сержанту.

— Третий раз уже спрашиваешь, — проворчал нахальный Безуглый. — Ты бы поспал, все равно ребята через два часа только пойдут. А если сон не идет, давай я тебя ключом по башке съезжу — мигом уснешь.

Петров тихо засмеялся, стараясь не дергать спиной.

— Весело у нас, да? Меня Иваном зовут. — Он протянул вверх черную от масла и копоти руку.

— Александр, можно Сашка. — Рука у комбата была крепкой и мозолистой.

Берестов вышел через два часа десять минут. Набросав кроки с немецкой карты, он сунул бумагу в карман и надел на руку трофейный компас. Для такого дела Гольдберг выдал старшему сержанту немецкий же бинокль. Бывший белогвардеец отобрал из своего взвода двух человек: приземистого плотного бойца лет двадцати пяти, до войны работавшего шофером на заводе, и совсем молодого паренька, что приехал в город из глухой тайги учиться на зоотехника, а вместо этого пришел добровольцем в военкомат. Проинструктировав их вполголоса, он забрал у красноармейцев гранаты, и все трое быстрым шагом скрылись в лесу. Волков проводил их взглядом и понял, что ему больше не хочется спать. Теперь оставалось только ждать.

Разведчики вернулись к сумеркам, и по лицу Берестова лейтенант сразу понял — поиск был удачным.

— Докладывайте, — приказал он.

— Вышли к дороге, вот здесь, — показал на карте старший сержант. — Первый час движение было довольно интенсивным, но потом стало стихать. По всей видимости, ночью по грунтовым дорогам они стараются не ездить. В восемь мы двинулись в деревню. Когда подошли, туда как раз свернула колонна грузовиков, как вы и говорили. Одиннадцать машин, на каждой — по два немца.

Он достал из кармана листок с неплохо нарисованным планом населенного пункта. Сосновка была деревенькой небольшой — три с лишним десятка домов. Судя по рисунку, немцы просто оставили автомобили прямо на единственной улице и на подъездной дороге. По словам Берестова, часовой был всего один.