Джеймс Миченер - Источник

Так что маленькому ребе приходилось обливаться потом у крупорушки, беспокоиться о своей голодной семье и ублажать византийских сборщиков налогов. Но главным его занятием было бескорыстно служить Макору в качестве его раввина. В те годы жившие в округе евреи не обладали богатствами, и поведение ребе Ашера не случайно дало ему право называться Божьим человеком: когда члены его общины приходили к нему с просьбами разобраться в их проблемах, он сначала с улыбкой смотрел на них своими грустными голубыми глазами, которые, казалось, говорили: «Можешь не объяснять мне свои беды», затем запускал пальцы в черную бороду и наконец изрекал: «Прежде чем мы обсудим твое дело, давай выясним, в чем заключается Божья воля. Если мы поймем, чего Он хочет, то будем знать, чего хотим мы». В своей собственной жизни он безоговорочно принимал закон, изложенный в третьей и четвертой Книгах Моисеевых – Левит и Числа. Само Пятикнижие он воспринимал с некоторым подозрением, как слишком современное и революционное, и хотел, чтобы вся община придерживалась его взглядов.

– Было бы куда лучше, если бы все следовали указаниям Торы, – говорил он своим почитателям, – но мужчины и женщины слабы, так что хоть некоторые из нас должны служить примером остальным.

Его мягкость и убежденность заставляли многих внимательно изучать закон, и в Макоре никто не сомневался, что в любом споре, который вызывал волнения в городе, интересы Бога должен представлять ребе Ашер Мельник, потому что даже в среде христиан его знали как Божьего человека.

Пока императрица Елена готовилась покинуть Макор, ребе Ашер, оставив крупорушку, вытер руки и с сочувствием посмотрел на огромного смуглого мужчину с нависшими бровями и тяжелыми сутулыми плечами, который пришел посоветоваться с ним по очень непростому вопросу. Сначала маленького ребе раздосадовала эта помеха, оторвавшая от работы, но он отбросил эти сожаления и сказал:

– Нам лучше поговорить у меня дома, Иоханан.

Он провел его к скромному домику, где шумно играли младшие девочки. С появлением отца они разбежались, оставив в его распоряжении маленькую комнату с пергаментными свитками, скрученными на древний манер; тут же были и стопки листов, разрезанные и сложенные в новом стиле. Выгнав из-под кровати петушка, он устроился за маленьким столиком, пока его гость, воинственно выдвинув квадратную челюсть, терпеливо ждал.

– Иоханан, – мягко сказал мельник, – первым делом мы должны выяснить, в чем тут Божья воля.

– Я хочу жениться, – пробормотал великан.

– Могу тебе ответить лишь то, что говорил на прошлой неделе. Тирза – замужняя женщина. И никто из мужчин не имеет права просить ее выйти за него замуж, пока у нас нет доказательств… доказательств.

– Три года назад, – проворчал могучий каменотес, – ее муж ушел с греками. Он мертв. Какие еще доказательства тебе нужны?

Словно понимая символическое значение этого действия, маленький ребе извлек руки из-под бороды и возложил их на свиток законов.

– В тех случаях, когда мы не можем ни доказать, ни опровергнуть смерть мужа, женщина может объявить себя вдовой лишь через пятнадцать лет.

– Он постоянно бил ее. И неужели она должна из-за него ждать пятнадцать лет…

– Пока они не пройдут, Тирза будет оставаться замужней женщиной. Закон гласит…

– Закон! Закон! Женщине, которая не сделала ничего плохого, ждать пятнадцать лет?

– Если она не совершила никаких прегрешений. По если она живет в грехе… вне закона…

– Нас это не волнует! – рявкнул мужчина и, встав, навис над маленьким ребе. – Я сегодня же беру Тирзу в жены…

– Сядь, Иоханан. – Не притронувшись к каменотесу, ребе Ашер заставил его опуститься на стул и тихо сказал: – Вспомни Аннаниела и Лею. Он ушел в море, и судно пошло ко дну. Шесть свидетелей заверили, что он должен был утонуть. Так что, невзирая на мое мнение, Лея получила разрешение снова выйти замуж, а через пять лет Аннаниел вернулся. Он продолжал оставаться ее мужем, и, поскольку мы нарушили Божий закон, разрушились две семьи. – Маленький мудрец снова запустил руки в бороду, понизил голос и зловеще добавил: – А чудные дети Леи были объявлены бастардами. Незаконнорожденными. Ты знаешь, что это значит.

В комнатке воцарилось молчание. Упрямый каменотес смотрел на человека, который вовлек Бога в эту дискуссию, и ребе Ашер, думая, что убедил гостя, решил утешить его:

– Бог думает не о себе, Иоханан. Он запрещает тебе быть с Тирзой, но Его соизволением в Макоре живет много прекрасных еврейских женщин, которые были бы только счастливы выйти замуж за такого мужчину, как ты. Шошана, Ребекка…

– Нет! – взмолился измученный гигант.

– С любой из них ты можешь создать достойную семью…

– Нет! – повторил Иоханан, решительно вставая со стула. – Сегодня я женюсь на Тирзе.

И прежде, чем маленький ребе продолжил излагать свои доводы, каменотес оставил дом, где живет закон, выскочил на городской простор и побежал по улицам, пока не добрался до дома, где жила одинокая женщина Тирза. Он подкинул ее в воздух и закричал:

– Мы женимся! – Стоя в дверях дома, Иоханан обратился к улице: – Трое мужчин Израиля, придите и слушайте меня! – И когда собралась толпа, он поднял над головой золотое кольцо, купленное у греческого купца, и гордо объявил: – Да будет всем известно – по закону Моисея и Израиля этим кольцом вдова Тирза посвящается мне в жены.

Так они стали мужем и женой; но ребе Ашер Мельник, стоя с края толпы, знал, что они не женаты.

Когда после этой неожиданной уличной свадьбы ребе вернулся домой, он был полон скорби, вызванной упрямством могучего каменотеса. Он уже собрался войти в свой кабинет, как его охватило непонятное желание оставить страсти этого города и окунуться в тишину и спокойствие природы. В растерянности и раздумьях он спустился по пологому склону холма к Дамасской дороге, что тянулась мимо Макора. Когда он вышел к ней, по дороге двигался величественный кортеж императрицы Елены, матери императора. Она направлялась в Птолемаиду, и маленький скромный еврей стоял на обочине, пропуская мимо себя лошадей, мулов, паланкины, священников и солдат – все они двигались на запад в морской порт, где в ожидании стоял их корабль. Когда процессия прошла, ребе Ашер направился было домой – полный восхищения от зрелища этого шествия, он забыл свое намерение прогуляться среди деревьев, – но, едва сделав несколько шагов, он спохватился, словно его кто-то схватил за плечо, и продолжил прогулку.

Оставив за спиной обветшавший город, он пошел бродить меж узловатых оливковых деревьев; его внимание привлекло одно столь древнее, что вся сердцевина его сгнила, осталась лишь пустая кора со сквозными дырками. Но эти, едва живые куски древесины каким-то образом сохранили связь с корнями, и старое дерево продолжало выбрасывать ветви, которые приносили хорошие плоды. И пока он рассматривал этого патриарха, Ашеру в голову пришла мысль, что тот олицетворяет еврейский народ: большая часть его древней общины обветшала изнутри, но части ее все еще хранят живую связь с корнями, с Богом, и вот через эти корни закона евреи могут понять волю Бога, следование которой приносит хорошие плоды. Он был расстроен, что каменщик решил пренебречь этим законом и не сомневался, что должно случиться какое-то несчастье.