Джеймс Миченер - Источник

В конце пятой недели осаждающие прекратили попытки штурма и снова выкинули три белых флага, но на этот раз краснолицый генерал не принимал участия в переговорах. Он послал капитана из Цфата, который сказал простые слова:

– В туннеле под вашим замком готов заняться пожар. Так вы сложите оружие?

– Вы гарантируете всем безопасный переход до Акры?

– Только вашей семье и еще четырем, – повторил капитан со шрамом. – Остальные будут проданы в рабство.

– Нет.

Парламентер резко развернулся и пошел прочь на выход. На этот раз он не делал хвастливых заявлений, как быстро падет замок. Той же ночью в подземной пещере был разведен огонь, и, когда пламя испепелило подпорки, башенные ворота качнулись в сторону мамелюков, помедлили и, растворившись, рухнули на землю. Крестоносцы отступили к Центральной башне замка, пока мамелюки, не теряя времени, заставляли своих рабов выкладывать горячими камнями еще одну дорогу, и, когда их инженеры, справившись с задачей, перетащили осадные машины на новые места, головы в тюрбанах едва ли не заглядывали сквозь Узкие окна башни. Защитники потеряли две цистерны с водой и большую часть скота, но они продолжали контролировать туннель Давида, а в оставшихся двух башнях было достаточно пропитания, чтобы продержаться еще несколько месяцев, если с другой стороны Средиземноморья каким-то чудом успеет подойти помощь. Но в море не было видно ни одного корабля; нашествие толпы беспомощных итальянцев было последним судорожным усилием крестоносцев – помощи они не оказали и все были уничтожены.

Так что в начале шестой недели последний отряд защитников Ма-Кера, мужчин и женщин, укрылся за массивными стенами башни. Теперь это было только вопросом времени, когда одна из огромных машин мамелюков окажется напротив ворот башни. На этот раз мусульмане были настолько уверены в близкой победе, что даже не стали вести подкоп под стену. Ма-Кер и так должен был пасть под жестоким натиском вражеских сил.

Это было потрясающее, до ужаса потрясающее зрелище – смотреть, как первые деревянные черепахи двинулись вперед, чтобы выполнить новую задачу. Они подползли к самым стенам башни, и скрывающиеся под ними люди могли касаться ладонями каменных стен. Сверху вдоль откосов стен рушились камни и разлетались в разные стороны, но панцыри черепах были настолько прочны, что валуны, отлетая от них, убивали стоящих сзади, но не тех, кто, скорчившись, сидели под черепахой. Затем на них стали выплескивать греческий огонь, но мамелюки прикрыли черепах окровавленными шкурами только что освежеванных коров, и дерево не загорелось – а пламя потушили уксусом. Когда же черепахи заняли предназначенные позиции, к тянувшимся за ними канатам привязали одну из больших осадных башен. Ее тянули из-под черепахи и подталкивали сзади – и огромная боевая машина вышла на позицию.

Треск. Пронзительный вопль. Крик «Сюда!» – – и крестоносцы кидаются на перехват мамелюков, которые бурным натиском прокладывают себе путь в башню. Двадцать, сорок атакующих летят вниз с ее стены.

– Защищать ворота! – закричал Фолькмар, и его рыцари, которых враги уже обступили со всех сторон, вступили в жестокую рукопашную схватку, в которой полегли сорок пять изумленных таким отпором мамелюков – и башня была спасена. Так что к полуночи огни Ма-Кера снова увидели в Акре, где люди молились и за защитников замка, и за самих себя.

Перед рассветом защитники, совершив вылазку, захватили первую вражескую осадную башню и обрушили ее во двор замка, перебив массу рабов. Но днем мамелюки двинули вперед две другие черепахи, которые, в свою очередь, стали подтаскивать к башне две новые машины. Но когда те встали на позиции, немедленного штурма не последовало, потому что черепахи поползли вдоль стены на новые места, утвердившись на которых они подтащили еще три башни – и таким образом последний бастион крестоносцев оказался окруженным.

– Они пойдут на нас со всех сторон, – сказал юный Фолькмар, который испытывал не столько страх, сколько детский интерес к этим механическим сооружениям.

Священник замка, глядя на зловещие башни, понял, что этот день должен означать конец осады, и он позвал на крышу графа Фолькмара и его семью – отсюда перед ними открывался вид прекрасных полей Галилеи залитых пурпурным и золотым сиянием весенних цветов. Кроны оливковых деревьев, под которыми мамелюки раскинули свои бесчисленные шатры, были серебристо-серыми, а вдали, за шпилями и минаретами Акры, блестела синева Средиземного моря. Стоял апрельский день, время, когда сердца всех обитателей этих мест наполняются радостью, и священник обратился к рыцарям и их женщинам:

– Возлюбленные дети во Христе, к нам пришел тот день, когда мы лицом к лицу встретимся со Всемогущим Богом. Мы отважно дрались. Мы были крестоносцами духа, и, если кто-то среди вас спросит, почему же нас постигла такая трагедия, я не смогу этого объяснить, но столетия назад, когда такой великий человек, как святой Августин, был свидетелем подобных же времен, он обратился к таким же растерянным слушателям: «Ибо мир подобен прессу для оливкового масла, и люди постоянно находятся под давлением. Если вы представляете собой лишь осадок масла, то так и останетесь на решете, но если вы – чистое масло, то попадете в сосуд. Но избавиться от этого давления невозможно. Присмотритесь к осадку, присмотритесь к маслу и выбирайте, кем вам быть, потому что давление существует во всем мире – войны, осады, голод, беды государства. Все мы знаем людей, которые ворчат и сетуют под таким давлением, но они – тот самый осадок, который потом отбрасывает решето. Их цвет черен, потому что они трусы. Им не хватает благородства. Но есть и другой вид людей, которым свойственно благородство. Такой человек испытывает то же самое давление, но он не жалуется. Потому что в сопротивлении ему он избавляется от всего лишнего. Именно давление очищает его и придает ему благородство».

Едва только священник замолчал, как генерал мамелюков взмахом своего жезла черного дерева приказал начать последний штурм Ма-Кера, но к тому дополнительному ужасу, которым он сопровождался, крестоносцы не были готовы. Они уже были знакомы с катапультами и баллистами, и, когда на крышу башни полетели охапки пылающего хвороста, граф Фолькмар помогал своим людям сбрасывать вниз тлеющие головешки, но мамелюки пустили в ход и особое оружие: когорту барабанщиков, на вооружении которых была почти сотня барабанов разных размеров и форм, с туго натянутыми звериными шкурами, – и, когда солдаты вперемежку с рабами пошли на последний приступ, их подгонял яростный грохот барабанов, давая уверенность в неизбежной победе, и с диким ритмом барабанного боя смешивался лихорадочный звон колоколов с захваченной базилики, который как бы издевался над обреченными христианами.