Джеймс Миченер - Источник

Один молодой человек, видя его веселое непринужденное поведение, стал рассуждать: «Так как Тамар долго прожила с таким отцом, она не может быть такой плохой, как кажется», и наконец настал день, когда он пришел в мастерскую и неуверенно сказал:

– Ребе Заки, я вот подумал, что мог бы жениться на вашей дочери.

– На Саре? – заволновался Заки. – Она прекрасная девушка.

– Я имею в виду Тамар.

– Она тоже прекрасная девушка! – с энтузиазмом заверил его отец, но после свадебного торжества обратился к зятю: – Относительно Сары. Не знаешь ли ты кого-нибудь еще…

– Нет, – твердо ответил новобрачный, и той же ночью Заки снова бродил по улицам, призывая евреев ценить тот рай, что им достался в Цфате, и кто-то из отъявленных циников заметил:

– Вот попомните! Когда он избавится от старшей дочери, то мы весь месяц будем слушать полуночные службы.

Но Цфату нравился бурный темперамент толстого ребе, потому что все признавали – даже крупные ученые, – что время от времени кто-то должен призывать людей обращать внимание на простые радости достойной жизни.

– И невозможно представить для него большей радости, – сухо высказался Иосиф Каро, – чем находка мужа для такой дочери, как Тамар.

Если благотворительность была прагматической сутью молений ребе Заки, то их философское зерно он нашел в словах Маймонида, которые вернул к жизни в Цфате: «В течение года каждый должен относиться к себе как к наполовину невиновному и наполовину виноватому. Точно так же он должен относиться и ко всему человечеству. И если он совершит еще один грех, тот перевесит чашу весов, на которых лежат его прегрешения, что скажется и на грузе грехов всего мира. И он станет причиной всеобщего разрушения. Но если он выполнит хоть одну заповедь, то весы качнутся в его пользу и, может, он спасет весь мир. Так что любой человек обладает властью принести спасение и благоденствие людям всего мира». Он часто цитировал эти слова, добавляя:

– И сегодня вечером каждому человеку в Цфате, и еврею и арабу, представляется эта божественная возможность. И своим добрым делом ты, Мухаммед Икбал, завтра спасешь мир.

Мягкие поучения маленького ребе оказывали куда большее воздействие, чем его собственная личная жизнь, которая лежала в руинах. Как выяснилось, в прошлом Рашель буквально обожала Салоники. Благодаря потоку изгнанников из Испании он стал крупнейшим еврейским городом в мире, хотя, впервые прибыв сюда из Африки, она убедила дочерей, что Салоники – вонючая дыра, турецкий правитель которой – гнусная личность, греческие горожане негостеприимны, а евреи нерелигиозны. В Цфате те же люди, которые с крепнущим уважением слушали, как их скромный ребе говорит о хорошей жизни, слышали, как жена этого же человека ругает его идиотом. Но одно не имело отношения к другому.

Можно было понять причины плохого настроения Рашель. Она убедила себя, что, если бы семья оставалась в Салониках, Заки уже нашел бы мужа для Сары, но, когда ребе поглядывал на эту несчастную девушку, которой уже минуло двадцать пять лет и у которой явно портились и фигура и характер, он в этом сильно сомневался. Он сочувствовал Саре. Две ее младших сестры были замужем, а ее ждала печальная участь, но она была настолько строптивой, что Заки не осмеливался заводить разговор о ней с молодыми людьми, которые заходили в его мастерскую.

В один из дней 1547 года он, отдуваясь, вернулся домой с интересной новостью: в Цфат прибыл новый раввин.

– Высокий и очень симпатичный. Его имя Абулафиа, и он побывал в Африке и Египте. Жены у него нет.

Рашель так и подпрыгнула.

– Сейчас же поговори с ним, Заки! Это ты виноват, что у твоей дочери до сих пор нет мужа.

Заки согласился с этим неоспоримым утверждением. В эти дни он соглашался почти со всем, но Рашель было не остановить.

– Это долг отца – найти мужа для своей дочери, и позор для тебя, Заки, что твоя старшая дочь еще не замужем. Ты только посмотри на нее – великолепная женщина!

Заки посмотрел на нее и подумал: «Могу назвать шесть вещей, необходимых девушке, которые помогли бы ей куда лучше, чем любое из моих усилий». Тем не менее, он стал готовиться к доверительному разговору с новоприбывшим, потому что раввин не может быть неженатым.

Доктор Абулафиа вызвал интерес не только у семейства Заки. Годы странствий заставили его похудеть; у него была седая борода, и он носил тюрбан; его постоянные поиски таинственного смысла взаимоотношений человека с Богом придали его чертам сдержанное обаяние, которое волновало и мужчин и женщин. Его тонкость и изысканность чувствовались во всем, что он делал, сочетая в себе испанское изящество и еврейскую проницательность; он не пробыл в Цфате и месяца, как стало ясно, что группа каббалистов обрела нового учителя и, возможно, лидера.

И на публику, и на многих учеников, которые толпились на его лекциях о сущности Бога, Абулафиа производил впечатление, потому что он учил даже самых застенчивых евреев, что полной концентрацией и стремлением к бесконечности Бога можно подняться на гораздо более высокий и сложный уровень понимания, чем тот, которым он сейчас владеет; но лишь отобранная группа специалистов, с которыми он встречался каждое утро, осознавала глубину знаний Абулафиа, поскольку лишь перед этими опытными философами испанский врач раскрывал сокровенные тайны Каббалы.

Убеждения Абулафиа, которые он излагал простыми и ясными словами во вступительной же лекции, носили двойственный характер: «Чтобы жить в гармонии с самим собой, человек должен трудиться, распутывая узлы, которые связывают его душу, и это касается его личных взаимоотношений с самим собой; затем путем созерцания он должен искать понимание имени Бога, что и представляет собой суть бесконечных взаимоотношений человека и Бога».

Поучения Абулафиа, как почувствовать приближение Бога, были просты и понятны: «Вы должны уединиться в тихой комнате, положив перед собой лист чистой белой бумаги и перо. Начните беспорядочно писать буквы еврейского алфавита, того языка, на котором Бог создал Тору. Не сопоставляя этот струящийся летучий поток букв с конкретными словами, вы должны позволить им приходить и уходить по своему собственному желанию. Откажитесь от намерения управлять своей кистью или пальцами, дабы перо выписывало определенные буквы или размещало их в определенных местах. Через несколько часов такого шествия букв, если ваша концентрация будет достаточно велика, перо выпадет из пальцев, куда-то уплывет лист бумаги и вы окажетесь во власти бескрайней мысли, когда буквы будут сами собой свободно перемещаться в пространстве, а через какое-то время ваше тело охватит дрожь, дыхание станет прерывистым, а может, и вообще прекратится, в груди запылает жжение, и вы почувствуете, что стоите на пороге смерти, – и вот тут на вас снизойдет всеобъемлющий покой, ибо ваша душа распутала все узлы, что давили ее, и с ваших глаз спадет пелена; проведя какое-то время в таком состоянии, залитом светом, вы увидите новые сияющие буквы, которых раньше не знали, они сольются в невыразимое сочетание из четырех букв, и вы увидите его – не на бумаге, не на стене, не в комнате, а в бесконечной глубине своей души – это священное имя Бога, YHWH».