Джеймс Миченер - Источник

– Мне пришло в голову, – повторил Табари, – что, поскольку мы трое согласны – еврей не должен получить земли, я лучше сообщу обо всем мутасарифу в Акке.

Муфтий был упрям, но, когда дело касалось защиты его мусульман, становился серьезен. Он с презрением посмотрел на увертливого каймакама, и Табари пришлось продолжить переговоры:

– Но обращение в Акку потребует от меня денег.

– Сколько? – презрительно спросил муфтий.

– Тридцать английских фунтов, – не моргнув глазом ответил Табари. Увидев, как побледнел кади, он вежливо добавил: – Я говорю об английских деньгах, потому что знаю – ты украл более сорока фунтов у последней группы паломников в Капернауме.

Пока муфтий смотрел на правителя, его красное лицо стало багровым. «Это возмутительно, – думал муфтий, – когда к тебе таким образом относится араб, играющий роль турка». Более того – если он все же даст Табари тридцать фунтов, лишь малая часть из них попадет в Акку. У него вспыхнула дикая мысль: а почему бы и не дать Табари эти тридцать фунтов, подождать, пока он украдет половину, а затем сообщить мутасарифу в Акке, сколько Табари похитил у него? Таким способом он может вообще избавиться от Табари – а уж это-то стоит тридцати фунтов.

Кади не мог уловить его мыслей. Лучшее, на что он был способен, – это как можно дороже продавать свои юридические решения, а затем делиться с каймакамом, и замысел ловушки, которую можно подстроить в Акке, был выше его понимания. Но зато он не испытывал никаких моральных угрызений; к удивлению всех присутствующих, он повернулся к Табари:

– Каймакам Табари, если вы позволите еврею купить землю за стенами города, он доставит сюда других евреев, чтобы они работали на этой земле, а если им это удастся, то за ними явятся другие евреи и скоро мы, бедные мусульмане… – Он с отчаянием махнул рукой, словно пытаясь отмахнуться от неизбежности.

– О, я полностью с вами согласен! – возбужденно вскричал Табари. – Поэтому-то я и надеюсь найти деньги для Акки!

– Сможет ли мутасариф вынести решение? – спросил муфтий, против своей воли втягиваясь в обсуждение на этом уровне.

– Конечно! – со всей серьезностью заверил Табари, вспоминая при этих словах, что еще два года назад бумаги начали свой путь из Табарии в Акку, оттуда в Бейрут и дальше в Истанбул. К этому времени решение уже конечно же принято, и где-то по цепочке в обратный путь движется фирман султана. Теперь европейские правительства настаивают на введении более либеральных законов о земле по всей империи, и если султан даст привилегии русским и англичанам, то же самое он должен будет сделать и для евреев. «Так что, если я хочу получить от кади и муфтия свой бакшиш, то лучше сделать это сейчас же, прежде чем они узнают, что решение султана не в их пользу».

– А вы не боитесь, – тихо буркнул муфтий, – что евреи получат право покупать землю?

– Еще как боюсь, – с искренней убежденностью ответил каймакам. – От этого все может измениться. Открыть ворота для… – Он не знал, для чего именно, но чувствовал, что старые добрые дни всеобщего довольства и тихой вереницы лет подходят к концу. Он испытывал неподдельную скорбь, которую быстро подавил, потому что время шло, и фирман мог появиться в любую минуту – и тогда уж денег он точно не получит.

– А если мы дадим вам тридцать фунтов? – жалобно спросил кади.

– Я сделаю все, что в моих силах, дабы евреи не получили земли.

– И мы можем положиться на вас? – взмолился кади.

– Я дал вам слово чести! – возмутился каймакам. – Я завтра же еду в Акку. Лично вручу мутасарифу ваши деньги – и евреев в Табарии не будет. – Себя же он успокоил: «Если султан примет другое решение, буду настаивать: сделал все, что было в моих силах, дабы остановить его».

Эта коварная мысль, пришедшая ему в голову, должно быть, как-то выдала его двуличие, потому что хитрый муфтий, не отрывавший взгляда от лица Табари, задыхаясь, подумал про себя: «Эта грязная свинья! Он уже знает решение султана и пытается украсть наши деньги. Чтоб ему провалиться! Я дам ему деньги, но он подавится ими. Сегодня же вечером отправлю мутасарифу письмо и расскажу, что случилось. Не пройдет и недели, как наш друг Табари будет сидеть в тюрьме!»

Но теперь и замысел муфтия как-то выдал себя Табари, который отлично усвоил главное правило турецкого управления: когда ты заставляешь человека платить тебе взятку, внимательно изучи его, чтобы понять, как он собирается тебе отомстить. Табари было совершенно ясно, что, если муфтий и заплатит, сделает он это с ненавистью и лишь потому, что видит какой-то способ причинить урон каймакаму. «Каким образом муфтий может представлять для меня опасность? – задал себе вопрос Табари. – Только одним. Уплатить мне деньги и сообщить об этом мутасарифу, рассчитывая, что я приберу эти деньги к рукам. – Одарив краснолицего религиозного лидера искренней улыбкой, Табари подумал: – Ты, незаконнорожденная свинья! Я возьму твои деньги и до последнего пиастра отдам их мутасарифу, а потом расскажу ему, какая ты на самом деле свинья. И через две недели ты уже будешь в Йемене».

Муфтий и кади, как бы советуясь, обменялись взглядами, и кади сообщил их решение:

– Мы дадим вам тридцать фунтов, ваше превосходительство.

– Чтобы они были использованы, как вы предлагаете, – проворчал муфтий. – В Акке.

– Конечно! – с радостью согласился правитель Табари, и, по счастью, его осенило подойти к этой паре и обнять обоих, словно они были его ближайшими друзьями, потому что именно в этот момент в дверях за их спинами появился слуга-египтянин, держа в руках пакет с депешей. Но поскольку правитель плотно держал своих гостей в объятиях, они не могли повернуться и увидеть слугу, а когда Табари их выпустил, тот уже исчез, подчинившись сигналу Табари и унеся с собой послание, что бы оно ни содержало.

Когда объятия завершились, Табари крикнул слуге:

– Хасан, проводи муфтия до дома. У него есть пакет для меня.

Египтянин с пустыми на этот раз руками незамедлительно вернулся. Муфтий подозрительно посмотрел на него и сказал:

– Я сам принесу деньги завтра.

Его слова заставили Табари вспомнить второе правило турецкой администрации: когда человек соглашается дать взятку, не упускай его из виду, пока не принесет ее. Он может передумать.

– Вы забыли, – напомнил Табари муфтию, – что я отправляюсь в Акку с самого утра, и ваши деньги, чтобы сработать, должны незамедлительно оказаться у мутасарифа.

Муфтий поклонился, протянул руку в знак дружбы и подтолкнул кади к выходу. Едва только они расстались с правителем, разгневанный муфтий отвел кади в сторону, чтобы слуга не слышал их, и прошептал:

– Ты чувствовал, что кто-то вошел в комнату, когда этот старый подонок нас обнимал?