Джеймс Миченер - Источник

Он понимал, насколько важно убедить горстку своих людей, что этот донкихотский план победы над арабами сработает, и поэтому, прежде чем они приступили к его обсуждению между собой, он с головокружительной быстротой стал отдавать приказы:

– Ты, Зучанский. Ты видел тот каменный дом. Сколько тебе нужно человек? Будешь брать его этаж за этажом. Драться придется как следует… как в Хайфе. Сколько тебе надо?

– Н-ну… – пробормотал Зучанский. – С Габбаи и Пеледом…

– Они твои. Так сколько тебе?

– Тридцать.

– Собирай их. – Зучанский замялся, и Райх гаркнул: – Собрать всех! И быстро!

Отряд для штурма каменного здания был отобран.

– Теперь ты, Бар-Эль. Сколько тебе нужно людей, чтобы захватить развалины крестоносцев?

– Если дашь Готтесмана, нам хватит сорока пяти… пятидесяти. Перед штурмом мы их развернем в окопах.

– Значит, пятьдесят. Они твои. – Райх посмотрел на оставшихся и сказал: – Полицейская станция… на верху лестницы. Она для меня. И для Багдади. Ты сможешь подтащить взрывчатку к стене?

– Да, – спокойно ответил бывший житель Ирака.

Но тут Тедди Райх увидел Веред и прекратил планирование операции.

– Не дочь ли ты Пинхуса Евницкого?

– Да, – смутилась Веред.

– Почему ты не пишешь родителям?

– Они потребуют, чтобы я вернулась домой.

– С кем ты здесь?

Веред показала на Бар-Эля, у которого были припухшие, покрасневшие глаза, и Райх улыбнулся этому лихому парню.

– Минутку! – возмутился тот.

– О нет, мы не спим с ним! – вспыхнула Веред.

Нервное напряжение пальмахников разрядилось смехом и шуточками.

– Мы не спим! – повторил один из них, и все стали подталкивать Бар-Эля.

– Ладно! Ладно! – пробурчал он.

– Илана, – приказал Тедди, – позаботься, чтобы Веред оставалась при тебе. Понимаешь? Теперь относительно девушек… Они не пойдут на штурм, а будут прикрывать фланги. Как я понимаю, Илана, ты хочешь быть с Готтесманом?

– Конечно.

Райх поговорил с остальными, и все разобрались по группам. Наконец он повернулся к Веред Евницкой.

– Где ты хочешь драться? – спросил он.

– Вместе с Меммемом, – тихо ответила она.

Райх завершил встречу, сказав, что ему нужно шестеро ребятишек – до тринадцати лет – и немедленно. Илана знала, где их разыскать, и через несколько минут шестеро мальчишек, у двух из которых вдоль ушей свисали аккуратные ухоженные пейсы, предстали перед командиром Пальмаха, и тот спросил:

– Кто из вас самый храбрый?

Все сделали шаг вперед.

– Отлично. Если бы вам предстояла очень трудная работа и надо было разбиться на две группы, кого бы вы выбрали себе в напарники?

Выдвинулись двое ребят с пейсами, и остальные четверо разобрались на две группы.

– Хорошо, – продолжил Райх. Нагнувшись, он схватил кисточки талеса, которые торчали из-под рубашки одного из ребят-ортодоксов. – Тебя зовут?…

– Иаков, – ответил мальчик.

– Иаков, я хочу, чтобы ты со своими ребятами подобрался как можно ближе К арабскому кварталу. Сколько у тебя хватит смелости. Гельдценберг и Пелед с оружием будут стоять в тени, охраняя вас. Вы будете делать вид, что вроде бы окликаете друзей… орите, что есть сил: «Пальмах притащил огромную пушку!» Если кто-то спросит о пушке, можете отвечать что угодно. Поняли? – Ребята закивали, и Райх сказал: – Хорошо. Теперь всем на улицу, и я послушаю, как громко вы можете орать.

Шестеро ребят вместе с Райхом вышли в темноту, и Готтесман услышал, как они завопили на разные голоса, четверо на иврите, двое на идише: «Пальмах привез пушку!» Через несколько минут пронзительные детские голоса стихли, удаляясь к арабскому кварталу, и Готтесман не сомневался, что на вражеской стороне их должны услышать. Но тут он и сам услышал, как Райх шепчет Илане:

– Как ты думаешь, Готтесман сможет собраться перед атакой?

– Думаю, что да, – ответила она.

Секретное оружие, которое Пальмах в самом деле приволок в Цфат, было конструкцией, наводившей страх, особенно на тех, кто должен был иметь с ней дело. Когда Багдади изучил ее – а уж он-то разбирался во взрывчатке лучше любого, – он вернулся к Илане и Веред и сказал:

– Может, арабов оно и не испугает, но я ее чертовски боюсь. – Он взял их с собой на крышу дома, где было установлено это доморощенное изделие: на сваренном из железных полос треугольнике со сторонами тридцать дюймов под углом стоял, опираясь на подпорку, солидный отрезок металлической трубы, отлитой где-то в Германии неким X. Бессе. На трубе был выбит номер 501, она была примерно пяти дюймов в диаметре и двадцати восьми в длину, представляя собой грубое подобие миномета. Его тяжелые боеприпасы смахивали на плотно умятый куль с картошкой: тупые и плоские с одного конца, они сужались к хвосту, чтобы их можно было опускать в дуло миномета. – Вот эти стабилизаторы и издают звук, – объяснил Багдади, показывая четыре металлических плавника, торчащие на запальном конце этого примитивного снаряда. – В полете он визжит, как живой. Звук ужасный, но больших бед не причиняет.

– Как его называют? – спросила Веред.

– «Давидка», – объяснил Багдади. – Маленький Давид. Он помогает в нашей борьбе против Голиафа. – Ниссим показал на бетонную глыбу полицейского участка, который через несколько дней ему предстоит штурмовать.

В ту же ночь «давидка» открыл огонь. Как Багдади и предвидел, неуклюжие мины издавали в полете ужасающие звуки и, должно быть, пугали арабов, но особого вреда не приносили, потому что летели кувыркаясь и взрыватель часто не срабатывал. Евреи, обслуживавшие «давидку», нашли выход из положения, который не на шутку перепугал Багдади: перед выстрелом они вставляли в нос мины отрезок бикфордова шнура и спичкой поджигали его. Затем срабатывал капсюль, и пылающий «куль с картошкой» взмывал в воздух. Если он втыкался в землю носом, то взрывался. Если нет, то его взрывал бикфордов шнур. Первые два выстрела сработали. Но Багдади беспокоило другое: «Что, если капсюль не сработает, и эта «картофелина» останется в стволе – с горящим фителем?» Минометчик Пальмаха показал на девушку: «Если это случится, она подбежит и выдернет фитиль. Надеемся, она успеет». Девушке было лет шестнадцать.

Бесполезность «давидки» стала ясна, когда арабы выкатили на позиции несколько настоящих орудий и стали крушить тяжелыми снарядами еврейский квартал. Результаты были ужасающими, потому что при взрыве мощные английские снаряды разносили в куски дома, сложенные из камней и глины, и их ошметки разлетались во все стороны. Несколько их обитателей были похоронены заживо. Выжившие, высыпав на улицы, набрасывались на пальмахников с криками: «Пока вы тут не появились со своим «давидкой», арабы нас не трогали!»