Карин Эссекс - Фараон

— Неужто они принадлежат к тому же самому народу, что и евреи, обитающие в Александрии, с которыми мы много сотен лет мирно живем бок о бок? — проговорила Клеопатра, сама удивившись своему игривому тону. — Здесь почти треть населения — евреи. Возможно, мы умеем обнимать лучше римлян. И, думается мне, мы кое-чего достигли и без мудрости этого твоего Посидония.

Цезарь не стал спорить с Клеопатрой. Он больше с ней не спорил. Клеопатре не удавалось втянуть его в беседу в греческом стиле. Цезарь обращался с ней словно с развитым не по годам обожаемым ребенком, и ее сарказм только забавлял его. «Это единственный способ уменьшить мою власть над ним», — подумала Клеопатра. Она знала: несмотря на то что Цезарь не выказывал в постели обычной для мужчин свирепости, он получал огромное удовольствие, каждую ночь приходя к ней и занимаясь любовью. И потом они, утомленные ласками, подолгу разговаривали, пока не засыпали, нагие: Клеопатра — на спине, Цезарь — свернувшись вокруг нее. Его дыхание касалось ее затылка, словно легкий ветерок.

У них имелась возможность проводить вместе много времени. Ахилл придерживался прежней стратегии и лишь укреплял осаду дворцового квартала, нападая на солдат Цезаря, если те осмеливались выйти за баррикады. Он непременно прикажет атаковать дворец — это лишь вопрос времени. Цезарь знал, почему тот медлит. Во дворце в заложниках находится царь. Это — единственное, что удерживает Ахилла от штурма.

Однако же в том обстоятельстве, что войска царя сражаются против Цезаря в то время, как Цезарь одновременно и относится к царю по-дружески, и держит его в плену, заключалось некоторое неудобство. Впрочем, Цезарь не допускал, чтобы молодой царь почувствовал себя заложником в полной мере. Римлянин подолгу гулял с юношей по дворцовым садам, интересовался его мнением по различным вопросам и твердил, что только вместе они смогут разрешить этот ужасный кризис. Когда Птолемей настолько расхрабрился, что спросил о взаимоотношениях Цезаря с его сестрой, Цезарь просто посмотрел на него и спросил в ответ: «Разве ты не мужчина?»

Римский полководец объявил юнцу, что является покровителем и защитником всех детей покойного царя Птолемея Авлета — всех без исключения. И до тех пор, пока между наследниками не установятся гармоничные отношения — а также между всеми Птолемеями и их подданными, — он, Цезарь, не сможет спокойно спать по ночам. Он глубоко сожалеет о том, что ему пришлось казнить Потиния, но евнух причинял вред им всем, твердя, будто Цезарь — вовсе не друг Египту, будто он, Цезарь, намеревается сделать Клеопатру единственной правительницей, будто он, Цезарь, собирается присоединить Египет к Римской империи и задушить здешних жителей непомерными налогами.

— Это серьезный удар по миру между нами, — спокойно произнес Цезарь. — Я-то полагал, что ты держишь членов своего семейства под контролем.

— Но я ведь не знал! — вскричал царь. — Она и меня одурачила!

Птолемей казался глубоко уязвленным; губы его искривились, а пухлые щеки задрожали — в точности как у отца, когда тот бывал расстроен.

— Несомненно, ты должен знать, что это никак не отразится на сложившихся между нами доверительных отношениях, — продолжал Цезарь.

Если бы Клеопатру спросили, она бы сказала, что Цезарь всерьез опечален этими вестями. Он держался очень убедительно. И тем не менее Клеопатра не верила, что он удивлен или огорчен.

— Но это еще не все, — добавил Цезарь.

— Что же еще она могла сделать со мной? — пробормотал юнец с жалким видом.

— О, многое. Боюсь, твое неумение контролировать ситуацию привело к целому ряду плачевных событий.

— Это все Потиний! Это его проклятие достало нас из могилы! — застенал Птолемей. — Лучше бы ты оставил его в живых!

— Каковы же остальные новости, диктатор? — спросила Клеопатра, оборвав представление, которое вознамерился закатить ее брат.

— Она убила военачальника Ахилла и поставила во главе египетской армии какого-то евнуха по имени Ганимед.

— Она не имела права этого делать! — завопил царь. — Она — не царь!

Клеопатра подавила едва не вырвавшееся у нее замечание. Цезарь быстро отозвался:

— Нет, она не царь. Но ей удалось собрать значительное количество глав влиятельных городских семейств, и те провозгласили ее царицей.

Клеопатра застыла. Она всегда знала, что такой день настанет, но ей никогда и в голову не приходило, что это случится так скоро. Жители Александрии относились к ее брату беспомощному ребенку, марионетке, подвластной любому придворному, способному что-либо нашептать ему на ухо, а к ней самой — как к изменнице, осмелившейся на сговор с римлянами. Они презирали ее отца за заискивание перед Римом. Они попросту не понимали, что время прославленного царства Птолемеев миновало и что Рим — хищный зверь, который не то растерзает их, не то оставит невредимыми; но последнее возможно лишь в том случае, если они докажут свою пользу.

Клеопатра и ее отец примирились с реальностью, в то время как ее братья, сестра и александрийская чернь предпочитали жить своими фантазиями. Они до сих пор воображают, что, если они соберут силы и выкажут открытое неповиновение Риму, римляне оставят их в покое. Во всех прочих частях света этот номер не прошел, и Клеопатра всегда знала, что Рим никогда, ни при каких обстоятельствах не откажется от своего интереса к Египту — самому крупному производителю зерновых, единственным вратам, ведущим к вожделенным странам Востока.

Впрочем, Клеопатра не собиралась играть перед Римом роль просительницы; у нее имелся более остроумный план, чем участие в какой-то бесславной войне, которую она с неизбежностью проиграет. Ее сражение будет происходить на более высоком уровне.

Но вот теперь и Арсиноя вступила в ряды погрязших в самообмане Птолемеев, исполненных решимости восстановить величие и славу былого. «Прекрасно!» — чуть не вырвалось у Клеопатры. Когда к римлянам прибудут подкрепления, они просто убьют ее.

Птолемей умоляюще уставился на Цезаря.

— Что же мне теперь делать?

— Мой юный друг, ты должен восстановить контроль над ситуацией. Царица не имеет никакого влияния на свою сестру. — Цезарь, извиняясь, взглянул на Клеопатру. — А потому именно тебе следует отправиться на переговоры с ней и с этим Ганимедом.

— А вдруг она выступит против меня?

— Ты думаешь, она на это способна?

Царь выдохнул и покачал головой:

— Нет. Она обманула меня, но я не верю, чтобы она обратила оружие против меня. Просто она попала под влияние Ганимеда, только и всего. Или, быть может, она хочет собрать силы и вырвать меня отсюда.

Цезарь смерил юнца тяжелым взглядом.

— Так вот что вы с ней задумали?