Фаина Гримберг - Княжна Тараканова

И тут она услышала именно то, о чем уже ей следовало подозревать.

– Возникли некоторые слухи… – Де Марин не спешил открывать ей подробности. Он замолчал и смотрел выжидательно.

– Да какие же слухи?! – Она изобразила досаду невиновного человека. – Скажите, какие слухи?

Она выглядела серьезной девочкой, умной не по годам, но все же и сохраняющей наивность. Ей хотелось спросить, не найдены ли компрометирующие ее бумаги, но не надо было проявлять сейчас излишнюю догадливость и предусмотрительность.

Де Марин развел руки в стороны. Он, мол, не хочет говорить, не хочет огорчать ее, но она вынуждает его!

– …Слухи о мошенничестве…

– Да говорите же! Речь идет о людях, которым я доверяю. Что я буду делать без них?

Он смотрел грустно.

– Уже ходят слухи о весьма серьезном мошенничестве. Право! Я не хочу говорить, вы принуждаете меня!..

– Да ведь я должна, я обязана знать все! Я одинока, у меня здесь нет ни родственников, ни опекунов!..

– Хорошо, я буду говорить вам все! Говорят, будто ваши доверенные лица занимали деньги в неограниченном количестве, а залогом служили обещания получить в самом скором времени значительные средства из Персии…

– И что же? Разве это невозможно? Эмбс и фон Шенк наняты моим дядей, он заплатил им. – Она говорила уверенно, а сама быстро пыталась сообразить, говорила ли она прежде нечто подобное и что могли говорить о чем-то подобном Эмбс и Шенк…

– Простите, но полагают, что произошел обман!

– Я ничего не знаю! Что-то было в газетах? Что-то произошло в Персии?

– Нет, в газетах ничего не было, то есть сначала ничего не было…

– И что же появилось затем?

– Но мне неловко… – Он замялся.

– Хорошо! Я уже догадываюсь. И прежде чем узнать подробности, я хочу узнать, верите ли вы мне?

Он, что называется, рассыпался в уверениях, в изъявлениях преданности…

Перешли в гостиную, пили кофий. Все время говорили вполголоса.

Что же оказалось? Действительно, в нескольких газетах появились заметки о мошенничестве, о том, что, пользуясь именем мнимой восточной принцессы, мошенники заняли много денег, которые и тратили на свою общую любовницу…

Соображать надо было как можно быстрее. Показывать чрезмерную наивность было бы глупо.

– Из моей личности они скроили два образа, я поняла! Принцесса и любовница!.. Но вы верите мне?

– Вы внушаете доверие. – Де Марин отвечал обтекаемо. В конце концов он тоже получал деньги от Эмбса и Шенка.

Она не знала, что придумать, и только сказала, что благодарна за поддержку…

– Надеюсь, вы еще навестите меня?

Он, разумеется, сказал, что навестит. И тут она почувствовала страшную усталость. Она вдруг устала притворяться. Так захотелось, чтобы этот человек – потому что рядом никого другого не было! – и вот хотя бы этот человек, пусть этот человек, совершенно чужой, а ведь все были ей чужие, кроме Михала, который тоже был чужим! – и пусть бы этот человек хотя бы один раз искренне поддержал ее! Ведь ей так нужны были слова ободрения, поддержки. Она ведь никому никакого зла не сделала.

– Если вы решите не приходить ко мне более, скажите мне это сейчас… Предупредите меня заранее, чтобы я не ждала вас напрасно… – И она дала волю искренним слезам.

Он искренне огорчился ее слезами.

– Да я непременно приду, вернусь. Мне очень жаль вас. Я вернусь…

Она еще несколько раз попросила его, плача, непременно сказать ей правду…

– Скажите, скажите мне, если вы не хотите возвращаться!..

И он снова пообещал, что вернется.

Но когда он ушел, она подумала, что, если он не вернется, она поймет его. Надо было попросить его сообщать ей о газетных новостях. Но в конце концов!.. Она перестала плакать, вздохнула. Она успокоилась. Велела слуге купить несколько газет. Она не знала, грамотен ли слуга… Да все равно!.. Всего не предусмотришь!.. Слуга принес газеты. По его лицу нельзя было понять, что именно он прочел на газетных страницах. Она ушла в спальню и сама села читать. Она ужасно обрадовалась. В газетах ничего не было! Она догадалась, что скандал не так уж и велик. Этот скандал был даже и не так уж необычен для Парижа и мог повредить ей только в салоне мадам Жоффрен, но ведь для нее салон мадам Жоффрен – это и был Париж!..

Может быть, стоило уехать сейчас же, покамест у нее еще оставались деньги. Бежать! Куда? С деньгами она поедет куда угодно. В какой-нибудь немецкий или итальянский город. И там начать новую жизнь. Выйти замуж… Но какое-то чутье подсказывало ей: возможно еще ждать…

Она дождалась прихода Эмбса, который сердился на нее, упрекал в мотовстве, что, в сущности, не было правдой. Она вовсе и не была мотовкой, она тратила деньги лишь на самое необходимое, но ей было необходимо многое, для того, чтобы выглядеть принцессой, пусть и в изгнании… Сейчас она вяло огрызалась. Он сказал ей желчно, что она должна быть ему особенно благодарна за то, что он спас бумаги…

– Да какие же бумаги?

Он снова принялся кричать, что она строит из себя наивную простушку. Он выбранился непристойными словами. Она закричала, что более не желает говорить с ним. Но покричав друг на друга, они примирились друг с другом, потому что все же друг от друга зависели. Она напомнила ему, что бумаги, подписанные ею, находятся, конечно, у заимодавцев. Он возразил, что во всяком случае ему удалось спасти другие бумаги, более важные.

– Какие?

Тогда он показал ей странноватые документы, написанные по-французски и по-немецки, с привешенными печатями. Эти документы действительно трактовали личность принцессы Али Эмете, черкесской уроженки…

– И кому не ясно, что это фальшивка? – спросила она прямо.

– Зачем ты придумала все эти глупости? Мне сказали, что Черкессия принадлежит России…

– Ну и княжество Волдомир и Азов тоже принадлежат России! И что с того? Будто вы не знали!..

– Россия – не твоя сказочная Персия! В Париже известны русские, есть даже русский посланник. Дело попало в газеты, могут возникнуть серьезные неприятности!..

– Неприятности уже возникли!

– Меня тоже могут упрятать в тюрьму, как Ван-Турса!

– Не поможет ли де Марин?

– Чем он поможет?

– Хотя бы поручится за вас, за тебя и за Ван-Турса…

Шенк обратился к де Марину, и тот поручился за него и за Эмбса, которого выпустили из тюрьмы. Но деньги кредиторам по-прежнему уплачены не были. Показываться в салоне мадам Жоффрен нельзя было. Эмбс и Шенк переехали в дурную гостиницу. Положение сделалось чрезвычайно шатким.

О возвращении в Париж Огинского Алина узнала случайно, сам граф не объявился у нее. Она подумала о том, чтобы написать ему. Конечно, до него уже дошли слухи о случившемся. Она гадала, ответит ли он, если она напишет. В салоне мадам Жоффрен он, конечно, уже побывал.