Карин Эссекс - Клеопатра

И так, скрыв свою юность под слоем краски, Клеопатра начинала долгий, полный забот день.

В это утро единственным ее спутником был страх. Каждый раз, когда она заговаривала о долге римлянам, Авлет начинал вести себя словно обиженный мальчишка-раб, не желающий выполнять свою ежедневную работу. «Я казнил своих врагов, а теперь меня мучают друзья, — жаловался царь. — Я не могу больше тратить деньги на умиротворение римлян. Они смеются надо мной, как смеялись над Брюханом». А потом он вперевалку уходил из комнаты, оставляя за спиной все неурядицы своего царства. Хотела бы Клеопатра, чтобы и она могла столь же легко ускользнуть от своих обязанностей! Тщетное желание.

Составляя в уме речь, которую ей следовало произнести перед царем, Клеопатра махнула стражнику, чтобы он приоткрыл двойные двери красного дерева, и легко проскользнула в щель, не уведомив о своем появлении. Авлет сидел на троне, над которым нависало гигантское изображение орла. Его одежды были распахнуты, а на коленях у него распростерся, словно младенец, нагой мальчик-подросток. Член мальчика был крепко зажат в ладонях Авлета, голова запрокинута назад, рот открыт. Слабые хриплые стоны срывались с губ подростка. Авлет с силой прижимался головой к спинке трона, погружая свое мужское естество в отверстие между ягодицами юнца. Клеопатра замерла, потрясенная. Оба, казалось, не замечали ее. Мальчик-водонос, хрупкий египтянин лет одиннадцати, скорчился на полу рядом со столиком, на котором стоял кувшин с вином. Он бросил взгляд на Клеопатру, а потом спрятал лицо в складках скатерти. «Наверное, боится, что его очередь следующая», — подумала царевна. Она развернулась и вышла прочь, сопровождаемая сладострастными стонами.

«По крайней мере, он составил завещание», — подумала она, ускоряя шаги и направляясь к кабинету первого советника. Шестью месяцами ранее дотошный Гефестион заставил Авлета назвать своими преемниками Клеопатру и ее младшего брата. Птолемей Старший все еще был ребенком, но предполагалось, что в будущем он станет мужем Клеопатры. Авлет объявил, что их будут именовать Филадельфами, божественной парой, где брат является возлюбленным сестры.

Клеопатра подавила ухмылку, услышав это. Она едва знала своего брата. Тем не менее обычай есть обычай, и Авлет установил наследование согласно традиции. Затем он призвал Клеопатру вместе с ним нанести визит в малый дворец, где жили прочие его дети, дабы огласить свое завещание. Дети воспитывались целой оравой слуг, которые несколько раз в год приводили их на важные церемонии, но Клеопатра и ее отец практически не общались с царскими отпрысками. Клеопатра подозревала, что царь видит в них напоминание о своей жизни с Теа и, вероятно, боится, что склонность к предательству коренится у них в крови. Почему он должен доверять им, если вся семейная история свидетельствует о такой возможности?

Четырнадцатилетняя Арсиноя была отродьем Теа и Береники. Береника воспитывала девочку, отравляя ее детский ум легендами о царицах-воительницах. Арсиноя была очень похожа на Беренику — мускулистая, агрессивная, но не такая рослая и еще менее приспособленная к реальной жизни. Грудь у нее уже была такая же полная, как у Теа, и Клеопатра ощущала жутковатый холодок воспоминания, когда Арсиноя сидела на коленях у отца и соблазнительными движениями поглаживала его лицо. Птолемею Старшему было всего десять лет, но у него уже проявилась та несчастная склонность к полноте, которой были отмечены все мужчины их династии. Его наставник, раскрашенный и увешанный драгоценностями евнух Потиний, чрезвычайно заботился о мальчике, восхваляя его за каждое слово, даже если тот просто цитировал затасканные фразы из поэм Гомера, и побуждал Арсиною также превозносить брата. Гефестион предупреждал Клеопатру относительно Потиния, которого считал напыщенным, глупым и честолюбивым.

— Нет ничего хуже, чем невежество, сопровождаемое действием, — говорил Гефестион, — и я боюсь, что Потиний склонен именно к такой манере поведения.

Птолемею Младшему было восемь лет, но он уже сознавал, какого положения может когда-нибудь достигнуть, и постоянно ходил за двумя старшими детьми, которые твердили ему, что для него покорят Сирию, чтобы он мог править там, в то время как они будут царствовать в Египте. Еще не покинув детскую, он уже носил пышные одеяния и заставлял няньку называть его Птолемеем XIV, царем Селевкидов. Заблудившись в мире грез, эти дети ничего не знали об обязанностях правителя. Клеопатра заметила, что Арсиноя потворствует наставнику, и братья, не сводя злобного взгляда со старшей сестры, постоянно давали Клеопатре понять, что их уступчивость — это просто игра. Мальчишки всегда будут обузой, думала Клеопатра, а Арсиноя — источником неприятностей. Еще одна Береника — свирепая, честолюбивая, погруженная в иллюзии.

Клеопатра недвижно сидела в своем кресле, оценивая это причудливое сборище характеров: ее отец и его пухлые сыновья, точные копии Авлета, только поменьше; ее младшая сестра, мастерица попустительства, играющая с отцом в соблазнительницу, заботливая нянька для своих братьев и не по годам развитая пешка в игре, которую ведет евнух. Как будто все жестокие кары, обрушившиеся на род Птолемеев, были собраны в этой живой картине. Царевна почувствовала себя нехорошо и прервала визит, сославшись на головную боль.

Авлет пытался поместить копию своего завещания в храме Девственной Весты в Риме, но террор, воцарившийся на улицах города, помешал его планам. Он послал письма и дары Помпею, моля его поручиться, что Рим поддержит Клеопатру и Птолемея Старшего в качестве правителей Египта. «Помнишь маленькую девочку, которая так умело обращалась с твоей лошадью? Теперь она выросла и правит рядом со мною. Она искушена в вопросах политики и бесценна как дипломат, ибо говорит и читает на многих языках». Авлет посылал десятки подобных писем, всегда прилагая к ним золото или великолепные украшения для новой жены Помпея, Корнелии, которую Клеопатра поначалу считала такой же игрушкой, какой была Юлия. Когда она узнала правду (на самом деле Корнелия была умной и образованной матроной), она предложила Авлету послать ей щедрый дар от Александрийской библиотеки. На это послание Помпей ответил — несомненно, по настоянию Корнелии. Он прислал Авлету письмо, в котором заверял, что отвечает за сохранность его завещания и за его выполнение «в том ужасном случае, если боги заберут у нас тебя, государь». Авлет велел перевести письмо на греческий язык и простонародное египетское наречие и распространить по всему царству.

Едва Авлет получил заверения Помпея, как резко отстранился от своих обязанностей. Он пытался избежать разрушительного воздействия возраста и болезней, каждодневно предаваясь радостям винопития и погружаясь в объятия юных возлюбленных. Тщеславных он приманивал драгоценными дарами, умных — редкими манускриптами Библиотеки, а честолюбивых — пустыми обещаниями будущего могущества. В конце концов, думала Клеопатра, он поддался соблазну беззаконного поведения, установленного его предками. Какая судьба ждет мужчину в такой семье, где они транжирят свои поздние годы в извращенных забавах, в то время как царством правят женщины и евнухи? Однако пусть будет так; Клеопатра готова взять на себя эту ношу.