Старые годы. Русские исторические повести и рассказы первой половины XIX века

И задний двор в уездах оставался фламандской копией с сералей восточных богачей. На огромной кухне в больших котлах повара числом шесть варили кушанья для стола господского и многочисленной челяди. Весело было на кухне? Беспрестанно гости: то пряха, то швея, то чулочница, то постельная, то ткачиха, то прачка, то конюх, то псарь, то комнатный, то верховой слуга, уж кто-нибудь, а верно есть гость на кухне. Двенадцать судомоек от нечего делать шептались с парнями у дверей кухни. Наконец, садовник с учениками и работниками, окончив вечерние работы, вышел из сада; сторожа ударили палками в деревянные доски, и, откуда ни возьмись, кухня наполнилась псарями, конюхами, сокольничими и всякого рода и звания дворовыми людьми Варвары Сергеевны. Последней вошла новопоступившая в придворный штат чулочница Домна. Никто на нее не обращал никакого внимания. Определения стали так часты во дворе Варвары Сергеевны с тех пор, как Владимир Степанович разлюбил горничную девушку Парашку, что почти не проходило недели без умножения девичьего штата новым субъектом. В кухне и поварне едва разместилась дворня и, захватив деревянные ложки и ломти хлеба, стала хлебать щи, расставленные во многих местах в муравленых мисах.

– Что ты это, Доня, не ешь! – сказал старый конюх. – Ведь это не поможет. Себя только истомишь понапрасну. Барин дело повершил. Другого конца не будет.

– Не хочется, старик, – отвечала Домна, подперлась локотком и пригорюнилась. – Что-то мой Иван теперь делает? – подумала Домна вслух, и Палашка, швея, обрадовалась, раскраснелась и засмеялась:

– Что делает? Крыс в старом амбаре ловит. Бедный! Ей-то знатно будет спать, а ему-то каково.

– Да, – сказал старый конюх, – ты это знаешь, Палашка, ты ведь швея, а с чулочницами спишь!

– От иного подальше, от другого поближе, – отвечала Палашка с нахальным смехом и ударила ложкой по лбу старого конюха. – И такие дураки мимо наших окон не ходи! Да и спишь вволю. Барыня в наши хоромы не смей носа показать.

– Уж и не смей!

– Вестимо, не смей! Барыня было раз с бессонницы пошла с Парашей по двору бродить, Видно, Парашка со злости на нас навела. Барыня на крыльцо, а барин из своего окна как прикрикнет: «Куды ты! Тебе что за дело, иди спать, а я за людьми и сам досмотрю».

– И что ж барыня?

– Да что барыня. Говорит: «Спасибо тебе, Володя, что ты за хозяйством так смотришь!»

– Скажет она ему завтра «спасибо», – прервал конюх, поглаживая седую бороду, – как узнает, что он лучших трех парней да Ивана из Кудиновки в солдаты отдал.

– В солдаты! – закричала Домна, как полоумная.

– Смирно! – закричал поварчук. – Барин идет!

Люди поднялись из-за стола, и в сопровождении первых чинов своего двора вошел Володя.

– Домна! Поди-тка сюда, – сказал Володя, остано-вясь в дверях.

– А на что тебе?

– Поди, узнаешь.

– Не пойду.

– Так поведут.

Домна встала так решительно, так непринужденно, что все изумились, и вышла на небольшой грязный дворик за Володей.

– Ну, Доня! Я тебя велел в комнаты взять. Видишь, какой я добрый! Ну, поцелуй же меня.

Домна оттолкнула его и пустилась бежать к главным хоромам. Володя гнался за нею. Напрасно. Она вбежала в спальню, где с полдюжины девок раздевали Варвару Сергеевну.

– Воры! Разбойники! – закричала она и схватила подушку.

– Твой сын вор! Твой сын разбойник! – кричала Домна, упав перед постелью Варвары Сергеевны. – Помилуй! Матушка барыня! Не выдавай моего Ивана в солдаты, жениха моего, жизнь мою! Руки на себя наложу, вот-те Христос, а сыну твоему не дамся!

– Что ты там городишь, бестия! – закричала Варвара Сергеевна, оправясь и швырнув в Домну подушкой.

– Ну что, Володя съел тебя, что ли? Ну, говори, что он с тобою сделал?

– Да, что сделал? Цаловаться лез!

– Велика беда! Да что он, взрослый, что ли? Уж и девушки поцеловать не может, и пошутить ребенку нельзя! Так на что он и барин, и помещик, коли уж и своих тронуть неволя! Экая развратница! Чай, при любовнике пристал! Видишь, откуда стыду научилась, мерзавка! В солдаты его, в солдаты, благо нужно. Дам я ему на дворе у меня развратничать!

Вбежал Володя. Варвара Сергеевна еще больше разгорячилась:

– Чего же ты это смотришь, Володя! И ночью от этих беспутных покою нет. Тьфу ты, нечисть какая! Вон ее, со двора долой, а любовника в солдаты! Слышишь, Володя, в солдаты! Завтра же пошли в провинцию. Прочь, с глаз долой, негодная!

Домна встала. Через двери поклонилась образам, сказала с каким-то неопределенным чувством:

– Прости и заступи, Господи! – и бросилась из комнаты.

– Лови ее! Лови! – закричал Володя и побежал за нею в погоню.

Рано поутру на другой день рекруты были сданы, сто рублей на богадельню заплачены. Управляющий воротился из провинции, но Володя не возвращался. Он отправился с Ефремычем и со всеми верховыми в погоню за Домной. Едва к ночи приехал он, и то с пустыми руками. Утомленный, он бросился на постель, разослав всех слуг искать Домну. Перед утром на дворе под окнами Володи кто-то сказал: «Нашли!»

Вся дворня забегала, Володя выскочил из спальни, Варвара Сергеевна тоже, псари держали на веревках Домну, тихую и покойную.

– Где вы нашли ее? – спросил Володя.

– У отца и матери, спала, мы сонную с постели стащили.

– Где же была она все это время?

– В городе, а у кого, не говорит.

– Ну, что же нам с нею делать? – спросила Варвара Сергеевна.

– Это уж не твое дело! – отвечал Володя. – Фомич! Возьми ее в судомойки, пусть работает на кухне без смены.

– Что за умница у меня этот Володя! – воскликнула Варвара Сергеевна, и все улеглись и заснули.

IV

ЕЩЕ ГОСТИ

Варвара Сергеевна только что изволила воротиться из мыльной. За нею плелись две карлицы и карлик Кирилло. Парашка несла душегрею и туфли, несколько девок чинно провожали барыню в уборную. Уселась Варвара Сергеевна перед небольшим зеркалом, оправленным в серебро и покоящимся на серебряных же ножках. Наступила весьма важная церемония; день был воскресный, Ландышева собиралась к обедне в Кудиновку, куда уже послан был давно верховой с приказанием священнику обождать с обедней. Вот почему Варвара Сергеевна решилась маленько принарядиться, а без того в будние дни посторонний и не смекнул бы, что это барыня, помещица, да еще и богатая, у которой мужниных крестьян было тысячи с две, да своих не меньше. Распустили девки косу, да и давай чесать.

– Осторожней! – закричала Варвара Сергеевна. – Ты, Парашка, чего зеваешь? Тузи их! Видишь, косу дерут!

Парашка хлестко исполнила приказание Варвары Сергеевны.

– А вы чего молчите, чертенята! – сказала Ландышева, обращаясь к карлам.

– Еще бы, ты все сама болтала, – отвечал Кирилло. – Ведь наши все три голоса, как нитку в иголку, через твой проденешь. Слава тебе, Господи! Недаром вчера один приказный про тебя говорил: «Какая здобная барыня!..»