Владимир Войнович - Деревянное яблоко свободы

Вспомнив Фалецкого, Вера засмеялась и посмотрела на мать. Екатерина Христофоровна даже не улыбнулась.

– Эта таинственная незнакомка, – спросила мать, – была ты?

– Нет, это была Като, сестра литератора Николадзе.

– И тебе эта проделка кажется очень смешной?

– Маменька, – смутилась Вера. – Но ведь это же была только шутка.

– Это была злая и нехорошая шутка, – упрямо повторила Екатерина Христофоровна.

– Я знаю, маменька. Я ему во всем призналась и извинилась, но он такой смешной…

– Допустим. Остальные твои друзья были не такие смешные?

– Ну, там были всякие. Например, Коля Саблин. Он поэт. Он написал поэму «Малюта Скуратов». Поэма замечательная, такой хороший слог. Но лучше всего он пишет эпиграммы и в них всегда высмеивает Колю Морозова.

– А этот Коля Морозов тоже поэт?

– Он и поэт, и герой. Он хочет бороться за счастье народа по способу Вильгельма Телля. Если вы хотите спросить меня, кто такой Вильгельм Телль…

– Я знаю, кто такой Вильгельм Телль. Я тоже читала Шиллера, и, насколько мне помнится, способ Вильгельма Телля заключался в убийствах. Тебе что, такие способы кажутся нормальными?

– Маменька, – возразила устало Вера, – Вильгельм Телль боролся с угнетателями за угнетенных, и это было главное. А слово «убийство» само по себе ничего не значит. Убийство кого и за что – вот что важно. Впрочем, не будем об этом. Тем более что я не собираюсь никого убивать.

– Я надеюсь, – улыбнулась Екатерина Христофоровна.

– Я, – продолжила Вера, – хочу заниматься просвещением и лечить людей. Простые люди живут в нищете, грязи и бесправии и не имеют медицинской помощи, потому что им нечем оплачивать услуги доктора. Я хочу найти возможность хоть как-то облегчать их страдания.

– Если ты действительно хочешь этого, то почему же ты все-таки не окончила курса? Ведь как врач ты могла бы делать то же самое с большим успехом.

– Да, могла бы, мама, но так получилось. Врачом я не стала, но для фельдшера получила достаточно знаний. И не только для фельдшера. Я прочла много книг, я прослушала лекции умнейших людей Европы, я знаю, что мир устроен несправедливо, что каждый человек, если он ощущает себя человеком, на своем месте должен что-то делать, чтобы этот мир улучшить. А пока, маменька, простите, язык не ворочается, глаза слипаются, хочу спать. Вы, по-моему, тоже.

– Да, конечно.

Екатерина Христофоровна ушла и постелила себе на узком диванчике в прихожей.

«Так получилось», – сказала Вера. Разумеется, она не могла посвящать мать в подробности того, что именно получилось. А получилось то, что, вернувшись из-за границы, «фричи» слились с другими кружками и образовали всероссийскую социально-революционную организацию, которая действовала в Москве, Туле, Иваново-Вознесенске и других городах среди фабричных рабочих, в большинстве своем бывших крестьян. Вступая в организацию, Вера поклялась своим товарищам, а больше самой себе, что дело революции будет для нее важнейшим. Что на это дело она отдаст все свое имущество и всю себя без остатка. То есть что у нее не будет никаких личных интересов, никаких привязанностей, ни любви, ни семьи, ни детей и даже жизнью своей пожертвует в любую минуту. Приняв такое решение, она тем не менее надеялась совместить его с достижением ранее намеченной цели, став врачом.

Организация, едва возникнув, развила в России бурную пропагандистскую деятельность, о чем вести доходили до Веры. С каждым днем ей все труднее было оставаться в Швейцарии, но она хотела вернуться в Россию не иначе как с дипломом врача. И весной, провожая в Россию Саблина и Морозова, который был в нее, кажется, немножко влюблен, она им сказала:

– Встретимся через год!

Откуда ж ей было знать, что все сложится совсем не так, как она предполагала? Морозов и Саблин арестованы при переходе границы, а она…

Осенним дождливым вечером в ее маленький гостиничный номер явился респектабельный господин, курчавый, с окладистой бородой, в золотых очках, в калошах и с зонтиком.

– Я Натансон, – сказал он просто.

Если бы он сказал, что он архангел Гавриил, Вера вряд ли была бы потрясена больше. Марк Андреевич Натансон, известнейший революционер, руководитель кружка «чайковцев», агитатор и трибун, собственной персоной стоял перед ней, улыбаясь одними глазами. Ему было всего лишь двадцать шесть лет, но борода, очки и солидный костюм делали его намного старше. И говорил он так уверенно, что спорить с ним мало кто решался.

Они сидели за самоваром, и Натансон расспрашивал Веру о ее планах на будущее. Она, догадываясь о причине его визита, сказала, что для начала хочет закончить образование.

– Мне осталось совсем немного. Только полгода. Я уже начала писать докторскую диссертацию…

– Я вас понимаю, – вздохнул Марк Андреевич, – конечно, глупо прерывать образование, тем более в самом конце. Это так важно – закончить университет, получить диплом, повесить на стенку, я понимаю, что это тешило бы ваше честолюбие.

– Не только мое, – посмела перебить его Вера. – Моя мама так мечтает о том, что ее дочь станет доктором. Если я брошу университет, я не смогу ей объяснить, почему я это сделала.

– И это мне понятно, – подхватил Натансон. – Мама будет огорчена. Ну что ж, не смею ни на чем настаивать. Но мне просто интересно, сможете ли вы спокойно продолжать посещение университета, зная, что наша организация терпит поражение за поражением. Морозов и Саблин схвачены на границе, ваша сестра Лидия, Соня Бардина, Бетя Каминская, Варя Александрова, три сестры Субботины и две Любатович арестованы в России…

Натансон ушел, попрощавшись не то чтобы холодно, но нейтрально. Вера думала всю ночь, как ей быть, и сама себе показалась законченной эгоисткой, которая думает только о себе, и желание окончить университет и получить диплом доктора, в то время как товарищи борются и гибнут, тоже показалось ей чересчур эгоистичным… О том, как и чем закончились ее колебания, она рассказала впоследствии так: «Когда я проанализировала как эту сторону, так и другую, где были друзья, отдавшиеся делу беззаветно, всей душой, люди, пренебрегшие теми же чувствами, теми же благами и не уступившие ни эгоизму родных, ни личному самолюбию; когда я вспомнила, что эти люди томятся в тюрьме и уже испытывают тяжелую долю, к которой мы вместе мысленно приготовляли себя, подумала о том, что в настоящий момент уже обладаю знаниями, необходимыми для врача, и мне недостает лишь официального ярлыка на это звание, и что лица, знающие положение дел, говорят, что я нужна, нужна именно теперь, и буду полезна для того дела, к которому готовила себя, – я решила ехать, чтобы мое слово не расходилось с делом. Решение мое было обдуманно и твердо, так что потом ни разу во все время я не посмотрела с сожалением назад. В декабре 1875 года я выехала из Швейцарии, унося навсегда светлое воспоминание о годах, которые дали мне научные знания, друзей и цель, столь возвышенную, что все жертвы казались перед ней ничтожными».