Владимир Войнович - Деревянное яблоко свободы

– Подполковник Судейкин Георгий Порфирьевич, – представился он. – Имею честь заведовать отделением охраны и спокойствия при Петербургском градоначальстве.

Задав затем несколько незначительных вопросов, подполковник Судейкин предъявил Скурлатскому письмо Исполнительного комитета.

– Вам знаком этот документ?

– Еще бы! – значительно усмехнулся Скурлатский.

– Вы подтверждаете, что являетесь автором этого сочинения?

– Да, подтверждаю.

– М-да… – Георгий Порфирьевич пробарабанил пальцами по столу что-то победное. Встал. Заложив руки за спину, прошелся по кабинету. – Уважаемый Сергей Станиславович, – сказал он задумчиво. – Видите ли, в чем дело. Признавая свое авторство, вы ставите себя в очень тяжелое положение. Ведь это не просто письмо, а как бы программный документ партии, прославившейся неслыханными злодеяниями. Естественно, что при составлении этого документа такая серьезная организация, как Исполнительный комитет партии «Народная воля», не могла обращаться к посторонним лицам. Письмо составлял кто-то из членов комитета, причем из самых активных. Таким образом, настаивая на своем авторстве, вы признаете, что являетесь членом Исполнительного комитета.

– Разумеется, – с достоинством сказал Скурлатский.

Даже видавший виды Судейкин заволновался. Теперь он уже не ходил, а бегал по кабинету.

– Но это же невозможно! – вскричал он. – Я не встречал еще ни одного человека, который признал бы себя членом Исполнительного комитета. Даже Желябов и Перовская признают себя только агентами Исполнительного комитета. Желябов и Перовская! Вам знакомы эти фамилии?

– Мои люди, – спокойно сказал Скурлатский.

Судейкин вернулся на свое место и долго, с любопытством разглядывал допрашиваемого.

– Послушайте, Сергей Станиславович, – сказал он проникновенно и даже заискивая. – Ваша супруга и ваши друзья говорят, что вы имеете склонность к каким-то таким… как бы это сказать?.. фантазиям, что ли.

– Вы хотите сказать, что я лгу? – побледнел Скурлатский.

– Нет, нет, ни в коем случае. Но посудите сами, ни в каких следственных материалах о деятельности партии «Народная воля», я подчеркиваю, ни в каких материалах нет вашей фамилии. Согласитесь, что это довольно странно. Нам известны все главнейшие деятели этой партии. И те, которые арестованы, и те, которые еще на свободе. И вдруг оказывается, что один из главных членов Исполнительного комитета нам совершенно неизвестен. Как прикажете понимать такое… гм… противоречие?

Скурлатский побагровел.

– Господин подполковник, – грозно сказал он, отшвыривая от себя стул, – ваши намеки кажутся мне оскорбительными. Я прошу немедленно отвести меня в мою камеру.

Судейкин вздохнул и с сочувствием посмотрел на Скурлатского.

– Сядьте, прошу вас. В камеру вы еще успеете. Я вас умоляю, Сергей Станиславович, скажите, что это не вы, что вы просто пошутили, и я прикажу вас тотчас же освободить.

– А я прошу вас отвести меня в камеру, – сказал упрямо Скурлатский.

– Ах, Сергей Станиславович, Сергей Станиславович, – покачал головой подполковник. – Напрасно вы все это затеяли. Очень даже напрасно. Вы знаете, полиция, органы правосудия получили указание о полном искоренении крамолы. Государь лично интересуется каждым, кто имеет хоть какое-нибудь отношение к «Народной воле» и Исполнительному комитету. Все главные деятели комитета будут наказаны самым строжайшим образом, вплоть до смертной казни. И в это время вы настаиваете на своей, извините, не очень умной выдумке.

– Господин подполковник, – устало сказал Скурлатский, – я еще раз прошу вас: прикажите отвести меня в камеру.

– Ну хорошо, – махнул рукой Георгий Порфирьевич. – Я вам верю. Вы – член Исполнительного комитета. Назовите ваших сообщников, имена, адреса. Что вы можете сказать о деятельности партии и ее задачах?

– Ха-ха-ха, – приложив руку к груди, саркастически расхохотался Скурлатский. – Вы, подполковник, слишком наивны для вашей должности. От меня вы не услышите, – он поднял вверх тонкий указательный палец, – ни слова. Засим, милостивый государь, я еще раз настаиваю, чтобы меня немедленно отвели в камеру. А если вы не можете этого приказать, то я иду туда сам. Честь имею, господин подполковник.

С этими словами литератор Скурлатский вытянул руки по швам, щелкнул каблуками, резко кивнул головой, круто по-военному повернулся и, выпятив грудь, твердым шагом направился к выходу.

– На место! – вдруг сорвался Судейкин.

– Что-с? – повернулся Скурлатский.

– На место, я вам говорю! Сядьте!

– Ну что ж… – Скурлатский пожал плечами. – Я подчиняюсь насилию.

Он сел.

– Вот так-то, – сказал Судейкин, все еще негодуя и раскаляясь все больше. – Послушайте, вы! – Он встал. – Вы все лжете! Вы лжете как сивый мерин! Но если вы будете упорствовать, это дорого вам обойдется. Вас повесят! Вы представляете, что это значит? Вас приведут на эшафот, сколоченный из неструганых досок. Тут же перед вами поставят черный гроб. Криволапый палач накинет на вашу тонкую шею петлю из толстой веревки. Вы будете дрыгать ногами, ваш болтливый язык вылезет из вашей глотки…

– Ах, подполковник, – поморщился Скурлатский и покрутил головой. – Перестаньте рассказывать эти ужасы, мне это неприятно.

– Ага, испугались! – оживился подполковник. – Ну, так все в ваших руках! Скажите, что вы пошутили, и я вас сразу же отпущу.

– Нет, – твердо сказал Скурлатский. – Мой долг повелевает мне идти своим путем до конца.

– Вы дурак! Вы осел! – снова взорвался Судейкин. – Черт с вами. – Он грохнул кулаком по столу. – Я вас отпускаю. Идите!

– Куда?

– Ко всем чертям! Куда хотите!

Скурлатский развалился на стуле, положил ногу на ногу и обхватил руками колено.

– Полицейская уловка, – усмехнулся он понимающе. – Шито белыми нитками, господин подполковник. Я отсюда пойду, вы пошлете своих шпионов, чтобы выявить, с кем я встречаюсь. Прикажите отвести меня в камеру, и пускай меня повесят. Я не боюсь! Я плюю на вас!

Скурлатский встал и действительно плюнул в лицо Судейкину. Как ни странно, тот воспринял плевок совершенно спокойно.

– Дурак, – сказал он, утираясь белоснежным платком.

– Сам дурак! – выпучив глаза, закричал Скурлатский.

– Сумасшедший!

– Сам сумасшедший! – все больше накалялся Скурлатский. – Скотина в полицейском мундире! Я бросаю тебе перчатку, и, если ты дворянин, завтра же будем стреляться!

Судейкин взял со стола медный колокольчик и позвонил. В дверях возникли два рослых жандарма.

– В камеру его! – утомленно сказал Судейкин. – И заковать в кандалы!

Дальнейшая судьба Скурлатского скрывается совершенно во мраке. Однако если собрать все ходившие о нем слухи и отделить правдоподобное от невероятного, то картина будет выглядеть примерно таким образом.