Михаил Каратеев - Русь и Орда Книга 2

Обстановка снова складывалась скверно для Ольгерда. Было очевидно, что Москву можно взять только измором, а к ней между тем отовсюду спешила подмога: из Переяславля-Залесского с крупными силами двигался князь Владимир Серпуховский; из Пронска выступил со своею ратью князь Владимир Ярославич, в Нижнем Новгороде заканчивал сбор большого войска митрополит Алексей. Все это заставило Олыерда вступить с Дмитрием в переговоры. Он предложил Москве «вечный мир», но великий князь на это ответил:

– Коли ищешь со мною вечного мира, допрежь вороти все поятые тобою русские земли. А доколе не воротишь, миру тебе от нас все одно не будет!

Таким образом, было заключено лишь перемирие, и Ольгерд отвел свое войско в Литву, – на этот раз тоже ограбив и опустошив все окрестности Москвы. Летописцы отмечают, что этими двумя походами литовцы принесли Руси столько зла и разорения, «аще лишь от татар бывало».

Отчаявшись одолеть Дмитрия при помощи Литвы, князь Михаила решил действовать через Орду и попытаться добыть ярлык на великое княжение над Русью.

Это дело представлялось ему не очень трудным: в ту пору в Орде все решали деньги, к тому же в ней существовало прочно утвердившееся двоевластие, стало быть, если не удастся поладить с одним ханом, – думал князь Михаила, – это только побудит другого быть сговорчивее. Оставалось решить – с какого из них начать? Михаила Александрович знал, что в Правобережной части Орды, на место умершего недавно хана Абдаллаха, Мамай возвел на престол столь же послушного ему Магомет-Султана, а в Сарае-Берке, – вовсе небывалое дело, – ханствует женщина, Тулюбек-ханум.

Ярлык Мамая на Руси имел больше веса, ибо его орда была сильнее и находилась ближе, но князь Михаила хорошо понимал, что если его и удастся получить, то лишь с великим трудом и за огромные деньги, потому что Дмитрий Иванович исправно платил Мамаю дань, а при вступлении на престол Магомет-Султана послал ему богатые подарки и закрепил свое право на великое княжение. Сарайской же ханше он, по слухам, ничего не дааал, полагая, что она слаба и на престоле долго не удержится. А потому Михаила Александрович решил отправиться на поклон именно к Тулюбек-ханум.

«Гляди, оно еще и лучше получится, – размышлял он. – И очень может статься, что московские умники дали тут маху: за Азизов стол дралось небось с полдюжины ханов, и ежели она всех их одолела, значит, есть за нею немалая сила. Чего доброго, еще и Мамаю накладет! Беспременно надобно с нею поладить, поколе не забежал наперед Дмитрей»

Весной 1371 года, едва реки вошли в берега и подсохли дороги, князь Михаила, в сопровождении своего старшего сына Ивана, тронулся в путь. Чтобы произвести в Орде должное впечатление, он захватил с собою большую свиту приближенных и сотню отборных дружинников. Не были, разумеется, забыты и богатые подарки – меха и золото, – едва уместившиеся на спинах шести вьючных лошадей.

Приехав в Сарай и остановившись в православном епископском подворье, находившемся в ту пору в полном запустении, Тверской князь от русских купцов и духовенства очень быстро узнал все, что его интересовало.

Сведенья эти сводились к следующему: за год царствования Тулюбек-ханум к ней не было от Московского князя ни послов, ни дани; ханша на престоле крепка, правит она разумно и твердо, но в том заслуга не столько ее, как первого при ней советника, царевича Карач-мурзы, – по всему видать, ее полюбовника, который добыл ей Сарай и ныне ворочает в Орде всеми делами, чему все рады, ибо человек он справедливый и напрасной обиды от него никто не видит.

Это известие весьма неприятно поразило князя Михаилу. Он хорошо помнил свою встречу с Карач-мурзой, когда тот приезжал в Москву ханским послом и заставил его поцеловать крест Дмитрию Ивановичу. Навряд ля он и теперь пойдет против Московского князя, да и подарками его не возьмешь, – это Михаила Александрович тоже знал по опыту, и оттого совсем было приуныл. Но разом ободрился, когда ему сказали, что Карач-мурзы сейчас нет в Сарае: два месяца тому назад он уехал в Хорезм, где проживает его семья, и до сой поры еще не вернулся, хотя и ждут его в обрат со дня на день. «Коли так, надобно обладить дело немедля, доколе не воротился царицын хахаль», – решил князь Михаила и принялся действовать. Узнав, что большим влиянием при ханском дворе пользуется везир Улу-Керим, он на следующий же дань отправился к нему, в сопровождении толмача и двух слуг, нагруженных подарками.

Улу– Керим благосклонно принял дары и внимательно выслушал Тверского князя. Михаила Александрович рассказал о том, что великое княжение над Русью исстари принадлежало его роду и всякими неправдами было захвачено Московскими князьями. Коснувшись затем нынешнего положения, он особо подчеркнул, что князь Дмитрий Иванович получил свой ярлык от Мамая, которому за то и отсылает всю собранную в русских землях дань.

*Хахаль– древнерусское слово, означавшее – ухажер, волокита, гуляка.

– Вот ты и разумен, почтенный эмир, – закончил он. – Воровской хан укрепил на Руси воровского князя, и теперь течет к нему в сундуки русская казна. Где же тут польза законной царицы нашей, Тулюбек-ханум, да сохранит ее Господь! А ежели бы захотела она порадеть о правде, давши мне ярлык на великое княжение, было бы иное: всю русскую дань я бы ей одной посылал!

С этими доводами Улу-Керим не замедлил согласиться и обещал Тверскому князю свое полное содействие. Это дело представлялось ему настолько выгодным для Тулюбек-ханум, что в ее согласии он ни на минуту не сомневался, в то же время рассчитывая этой услугой укрепить и свои собственные позиции в той осторожной, но настойчивой борьбе, которую он исподволь вел против Карач-мурзы.

На следующий день Улу-Керим доложил великой хатуни о цели приезда Тверского князя и красноречиво распространился о той огромной пользе, которую принесет выдача ему просимого ярлыка. Далее, ловко дав понять, что это дело столь выгодно обернулось только благодаря его умелому посредничеству, Улу-Керим убедительно советовал назначить русскому князю прием как можно скорее и милостиво удовлетворить его просьбу.

Тулюбек– ханум выслушала своего везира, в его доводы показались ей вполне разумными. Но всякое проявление поспешности в таких делах она считала несовместимым со своим ханским достоинством и потому ответила:

– Пусть русский князь подождет. Я над этим подумаю и, когда мое решение созреет, объявлю ему свою волю.

– Если разум обыкновенного человека подобен свече, то твоя мудрость сияет как солнце, великая госпожа, – с низким поклоном промолвил Улу-Керим. – Но если ты захочешь выслушать совет твоего преданного слуги, то я скажу – здесь лучше не думать долго. Тверской князь может поехать к Мамаю.