Юрий Никитин - Ингвар и Ольха

– Укусит, – согласился Олег, – если не будем кормить. У тебя руки длинные, доставай ей утятину, оленину, а свинину пусть уберут.

– Пусть жрет, что дают, – огрызнулся Ингвар. – Здесь наша Русь, а не дикие древляне.

– Хочешь укрепить ее в своих обычаях? – удивился Олег.

Ворча, Ингвар сел рядом с Ольхой. Повинуясь приказу, он знаком велел отрокам убрать блюдо со свининой. К сожалению, великий князь прав: если насильно принуждать кого-то изменить веру или обычаи, тот лишь еще больше заупрямится, упрется, будет цепляться за старое.

Потому, и лишь потому, он присматривал, чтобы перед пленницей на стол ставили самые изысканные блюда: Олег из похода на Царьград привез и поваров в числе добычи!

– И этого выпей, – велел он, наливая в кубок темно-красной жидкости. – Напиток богов!

– Что это? – спросила она подозрительно.

– Попробуй, узнаешь.

– Не стану всякое снадобье пробовать, – отрезала она. – Мало ли какую гадость пьете. Сок из раздавленных жаб, слюни нетопырей, сопли утопленников…

Ингвар оборвал торопливо:

– Не надо, не перечисляй! Я верю, что у тебя желудок крепче. Прямо из булата! Это вино, перебродивший сок виноградной лозы.

– Что такое виноградная лоза?

– Виноградная лоза, на которой растут ягоды винограда.

– Что такое виноград?

Ингвар в отчаянии ухватил кувшин, налил себе, залпом выпил. Щеки его порозовели, но вид по-прежнему был растерянный. Ольха взяла свой кубок, пахло оттуда тонко и одуряюще, она никогда не слышала такого нежного волнующего запаха. Осторожно коснулась губами. Напиток слегка пощипывал губы, небо, язык.

Сделала осторожный глоток, прислушалась, с усилием удержала на месте расползающиеся губы. Это не брага и не медовуха. Тем до этого… как Ингвар сказал, вина, как жабе до вола.

– Вино? – повторила она медленно, словно пробуя на вкус и само слово.

Ингвар торопливо кивнул, его глаза не отрывались от ее полных, покрасневших губ:

– Хиосское!.. А вон фалернское… И афинского отведай.

Он налил из другого кувшина самую малость, дождался, пока Ольха выпьет, не старается напоить допьяна, отметила она удивленно, затем в тот же кубок налил из третьего кувшина, украшенного на толстых боках цветными картинками удивительной красоты.

Это вино было светлое, оранжевое, словно в нем таилось солнце тех южных стран, о которых рассказывают в сказках. На миг тоска коснулась сердца: только по сказкам знает те страны! А эти, проклятые, бывали. Затем глоток кипрского вина, так назвал Ингвар, снова повернул мысли. Это терпкое, хмельное, жгучее. По гортани словно горячий комок прокатился, в желудке стало тепло и легко.

Ингвар что-то говорил еще, но она решила, что и так разговаривает с ним слишком много. Он ее главный враг, нельзя забывать ни на миг. Даже за таким удивительным столом.

Она видела, как в палату вошли трое в белых одеждах волхвов. Все с одинаковыми седыми волосами на плечах, бородами, посохами, только лица их были закрыты личинами. У двух – берестяными, искусно расписанными, а у третьего маска была из темной меди. Лик, выкованный неведомым ковалем, был ужасен: грозные глаза, ощеренный рот с клыками, хищный оскал, заостренные скулы. Личины покрывали лица волхвов целиком, оставляя только затылок.

Она шепнула Ингвару:

– Это… кто?

– Тайные, – шепнул он тоже, она ощутила в голосе воеводы страх. – Из братства Тайных Волхвов. Никто не смеет зреть их лица. У вас их нет?

– Нет. Я только слышала о них. У них, говорят, ужасные обряды. Они поклоняются богам, что давно забыты… или низвергнуты новыми, молодыми. Б-р-р!

Волхвы прошли вдоль стены, исчезли в другой двери. Ольха заметила, что те из гостей, кто их видел, на время присмирели, словно над их головой пролетела смерть, едва не задев крыльями. И кто знает, не пролетит ли обратно еще ниже.

Она пришла, как поняла вскоре, когда уже отгремели здравицы в честь великого князя, в честь побед, и теперь гости пили и ели в свое удовольствие, на великого князя внимания почти не обращали. Ее хоть и заметили, но тут же забыли, а пили друг с другом, звонко стукаясь краями кубков, расплескивая дорогое вино, громко хохотали, обнимались, подозрительно вызнавали, уважает ли их сосед, после чего снова обнимались и, вытирая друг о друга сопли и слюни, слезно клялись в вечной мужской нерушимой дружбе.

Ольха не выдержала, спросила соседа слева, им оказался добродушный Асмунд:

– Кто вон тот?

Асмунд на миг оторвался от кабаньей ножки, он ее держал двумя руками, но кончиками пальцев, словно лапку дрозда, посмотрел на Ольху, перевел взгляд на Ингвара:

– Где?

Ольха указала глазами на соседний стол, где смеялся и шутил человек со смуглым лицом и ястребиными глазами.

– Слева от мужика с дурацким чубом на бритой голове.

Сказала и осеклась, ибо хотела заодно уесть Ингвара с его нелепым клоком волос, забыла, что у Асмунда такой же, но грузный воевода не заметил или поленился заметить. В один прием сожрал половину ноги вместе с костями, и Ольха невольно вспомнила поговорку русов, мол, как собаке муха. Асмунд же неторопливо сглотнул, снова посмотрел на нее, на Ингвара. По блестящим от жира толстым губам промелькнула едва заметная улыбка.

– Гм… Не упомню. А вот наш молодой воевода знает наверняка.

Он кивнул на Ингвара. Ингвар сумрачно загребал золотой ложкой гречневую кашу, пропитанную топленым жиром из гуся. Уши его двигались, будто прислушивался к шорохам в лесу, а в сторону Ольхи не смотрел вовсе.

Ольха отвернула лицо. На Ингвара старалась не смотреть, уловила первые признаки охмеления. А меньше всего хотелось бы ударить в грязь лицом перед своим тюремщиком. Княгини никогда не бывают пьяными, как простые сенные девки.

Асмунд хитро посмеивался. Дальше сидел Рудый, он незаметно утащил с блюда друга половинку поросенка, взамен положил обглоданный скелет жалкого бекасика. Асмунд не видел еще, смотрел на Ольху и Ингвара, хитро щурился, чем-то став похожим на Рудого. Ольха подумала, что как собаки становятся похожи на людей, так и друзья. Только люди перенимают не у старшего, а у худшего.

– А в самом деле, – сказал Асмунд задумчиво, – кто бы это мог быть? Я его раньше не видел в этих хоромах. Ингвар, кто тот чернявый?

Ольха краем глаза заметила во взгляде Ингвара, который бросил на развеселившегося Асмунда, нечто напоминающее благодарность.

– Чернявый? – сказал он так поспешно, что едва не подавился. – Сын хазарского кагана. Не наследник, конечно. Наследника берегут, а этот прибыл послом. Вчера прибыл, с князем еще не виделся. Олег не спешит, да и этот сперва почву прощупывает, как на болоте, не провалиться бы, узнать все тропки заранее.

Ольха, делая вид, что ей неинтересно, буркнула что-то, хотя внутри все верещало от жажды узнать побольше о загадочных хазарах, о которых доходили в Искоростень лишь смутные слухи, глазами указала на рослого молодого витязя с золотыми волосами, что веселился с такими же могучими дружинниками в дальнем конце палаты.